СМИРНЫХ С.В. КРИТИКА ЛОГИЧЕСКИХ НЕДОСТАТКОВ ПЕРЕВОДА КЛАССИЧЕСКОЙ НЕМЕЦКОЙ ФИЛОСОФИИ
SMYRNYKH S.V. CRITIQUE OF LOGICAL ERRORS IN TRANSLATIONS OF CLASSICAL GERMAN PHILOSOPHY
Журнал «Личность. Культура. Общество». 2022. Т. XXIV. Вып. 1 (№ 113). С. 75-87. Периодическое издание ИФ РАН. https://lko.ru/2022/03/14/2022_24_1_113 https://www.elibrary.ru/item.asp?id=48219466
АННОТАЦИЯ: Выступление на презентации сборника новых переводов Гегеля «Вера и знание. Работы ранних лет» в Русской христианской гуманитарной академии (РХГА), 19 мая 2021, Санкт-Петербург. Статья посвящена обзору переводов классической немецкой философии, изданных в советское время. Она дополняет общий постулат о необходимости развития мышления, образования и культуры спецификой диалектического метода. Задача перевода научного текста состоит в сохранении всеобщей основы любого языка – логической инвариантности. Всякое же отступление от логики в угоду преходящей «языковой норме» – это не более чем удержание привычки, что было опровергнуто Гегелем в «Феноменологии духа». Образная синонимия, допустимая в художественной литературе, должна быть исключена из научного перевода.
Основания. Философ призван возвышать дух народа. «Это наш духовный долг! – настаивает Е.С. Линьков. – Или мы дети своего народа – должны действовать во сохранение и развитие духа народа, или не надо жить. По-моему, такую позицию нужно занимать» [4]. Однако «требуется неустрашимое мужество духа», чтобы «сделать процесс истины своим» [3, 225-228], «взять на себя напряжение понятия» [13, 56]. О долге философа напоминает и А.Н. Муравьёв: «Логическая философия появилась из истории мировой культуры <…> и сполна отдать ей свой долг она сможет тогда, когда станет основой образования духа народа. Только на логическом основании может возникнуть система образования» [7]. Первая логическая ступень образования, конечно же, есть формальная логика – пропедевтика, или «арифметика» мышления. С нее начинали Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель и Линьков [5, 554]. Без нее невозможен и квалифицированный перевод философского текста. Позвольте мне тоже внести свою лепту в уплату нашего общего долга.
Положительная задача перевода научного текста состоит в сохранении всеобщей основы любого языка – логической инвариантности. Всякое же отступление от логики в угоду преходящей «языковой норме» – это не более чем удержание привычки, что было опровергнуто Гегелем в «Феноменологии духа». Он сам растворял в простом понятии разрозненные семантические единицы, например: Ansichsein, Fürsichsein, Anundfürsichsein. Отрицательная задача перевода состоит в отказе от сомнительного «соавторства». Этический кодекс переводчика гласит: 1) переводчик – лишь транслятор; 2) текст перевода неприкосновенен: переводчик не имеет права искажать, сокращать или расширять текст оригинала; 3) компетенция переводчика состоит в сохранении исходного инварианта текста. Образная синонимия, допустимая в художественной литературе, должна быть исключена из научного перевода, а незнание логической формы не делает чести переводчику. Но, к сожалению, после удаление из школьной программы формальной логики стала господствовать позиция мнения и вульгарного представления.
Классическая немецкая философия признает только три вида логической связи, которые «можно назвать тремя моментами мышления вообще»: либо отношение предиката к субъекту – категорическое суждение; либо отношение следования (основание – следствие) – гипотетическое суждение; либо отношение целого знания во всех его членах друг к другу – дизъюнктивное суждение [1, 170-172]. Но в логике нет такого отношения, как «представляет собой (является)». Предложение «роза представляет собой красное» звучит для философа столь же косноязычно, как абсурдно звучит для математика «один плюс один является два». Тем не менее, эти слова-паразиты замусоривают все переводы классической немецкой философии. Зло состоит в том, что, замарывая логическую связку, «перевод» лишает форму умозаключения ее разумности, ибо вывод из неопределенных посылок не следует с необходимостью. Без логической связи доказательство распадается на агрегат единичных представлений. Впрочем, столь же абсурдно обвинять в «буквализме» единственно адекватный перевод: «1+1 равно 2» и «роза есть красная» [8, 7].
Способ представления. Способ представления принадлежит чувству, которое предъявляет сознанию свою детерминацию: «являет себя» для сознания. Именно определенность чувства и «представляет собой» предмет сознания. Чувственное познание вовсе не представляет вещи такими, какие они есть, а только так, как они возбуждают наши чувства, говорит Кант. Оба эти синонима апеллируют к чувственному впечатлению, а не к определенности объекта. При этом хоть кто-нибудь дал определение их различия или правило умозаключения из таких межеумочных посылок: что чему является и кто кому должен? Если нет всеобщего правила, то правит произвол мнения (наитие). Квалифицированный перевод научного текста невозможен без философской рефлексии. Она задерживает привычку дискурсивного чтения пробегать всё на «одном дыхании» [8, 7] и принуждает мышление искать основание «почему» [13, 55-61].
Например, предложение «философия является наукой, или представляет собой науку» оглашает, что способ ощущения предъявляет моему сознанию два разных слышимых или видимых слова – «философия» и «наука». Здесь нет даже осознания проблемы Канта, потому что не идут далее животной перцепции (Лейбниц). Однако восприятие связи (conjunctio) этих созерцаний невозможно без апперцепции: «Мы можем представить связанным только то, что прежде уже связали сами <…> Связь есть единственное, что не дается объектом» [1, 190]. Только рассудок подчиняет в суждении одно созерцание другому, хотя чувственный способ их «явления» одинаков. В способе воображения они «являют себя» сознанию уже в одном синтетическом образе – Премудрости (Софии), как, например, у В.С. Соловьёва, С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского; или в виде призрачного Логоса у других. При этом грамматический род слова принудительно (рефлекторно) аффицирует воображение. Сознанию же Шеллинга этот игривый способ предъявил «определение понятия» в образе степенного отношения [14, I, 385]. Ирония в том, что без философской рефлексии Шеллинг наивно принял произвол собственного воображения за «Откровение». Гегель не скрывает своего сарказма: «Философия не нуждается в такой помощи ни из чувственного мира, ни от представляющей способности воображения». Наоборот, напыщенное обращение духа к «философскому младенчеству» вызывают только стыд [14, I, 385-386].
Например, вариант перевода «основоположение “является” абсолютно непосредственным» придает суждению Фихте чувственную форму, а именно: это слово «основоположение» непосредственно аффицирует мое внимание. Здесь не идут далее достоверности «этого». Такой «перевод» искажает мысль Фихте, в суждении которого сам предикат высказывает абсолютное отрицание сферы конечного: ни явление, ни следствие, ни действие. На самом деле Фихте утверждает, что высшая аналитическая абстракция есть не заключение из большей посылки. Предикат тождественного суждения положен без среднего термина, т.е. абсолютно не опосредствован, а потому совершенно не доказуем дискурсивно (формально-логически).
Опыт сознания, изрекаемый мнением – «является (представляет собой)», не имеет истины и в объективном его определении. Например, суждение качества высказывает присущность предиката, его неотчуждаемость (es inhäriert dem Subjekte). Субъект есть то, без чего он не есть; субъект не есть без качества. Качество присуще субъекту (оно при сущем), а сущий есть таков – что противоречит переводу «этот S являет себя P». Напротив, в суждении рефлексии качественная реальность снята [12, II, §174]. Нечто и иное исчезли в сущности, а она явила себя в форме множества (всехности) экстенсивной и интенсивной величины – что так же противоречит переводу «этот S являет себя (представляет собой) P». Бездумная подмена связки, например, в суждении «Петр есть человек» на «являет себя» превращает Петра в causa sui: бесконечное множество лиц. Теперь уже не абсолютный дух являет себя во множестве индивидов, а случайный «этот» якобы «является» последней целью и абсолютным началом всемирной истории, искусства и религии. Хотя в суждении рефлексии «конечные вещи обнаруживают свои свойства», разумеется, допустимы синонимы «являют, проявляют». Прав А.Л. Пестов, утверждая, что адекватный перевод философского текста возможен лишь тогда, когда переводчик стоит на ступени духа, которая, как минимум, не ниже духа автора [8, 6-7].
Философская рефлексия. Логическая связка (бытие понятия) «есть» простая категория: самый первый (абстрактный) и самый последний (конкретный) момент каждого круга диалектического метода. «Есть» как чистое бытие в начале логики; «есть» как тождество в сфере сущности; «есть» как всеобщее в сфере понятия; «есть» как особенное: переход, рефлексия, развитие. Самое последнее «есть» единичное: полностью положенное понятие, «последняя световая точка» каждой сферы, ее граница. Единичное «есть» тотальность всеобщего: для себя бытие, основание, понятие, идея. Граница «есть» и последнее и первое; и ни последнее, и ни первое [14, I, 138]. Она есть истина противоположности: простое среднее – «есть». Понятие прорывает границу низшей сферы и полагает новую сферу, первая определенность которой тоже просто «есть». Истина предыдущего «есть» перво-бытный зародыш последующего.
Такое противоположение понятия и его конечной реальности есть суждение (Urteil). Оно есть особенность понятия, его раздвоение (Teilung, Trennung, Diremtion) на разность, различие и противоположность. Поэтому суждение есть первое отрицание, или второй момент диалектического метода [14, II, 562]. Если угодно, у Гегеля суждение есть «антитезис», тогда как, напротив, тезис Канта, Фихте и Шеллинга сразу начинает с формы суждения – основоположения А=А. Спиноза тоже начинает с дефиниции как «абсолютного утверждения» [14, I, 291]. Однако предпосылаемое этой дефиниции представление есть чистое созерцание, которое есть ничто формально-логического (дискурсивного) понятия. «Понятия возможны лишь в сфере обусловленного, – пишет Шеллинг, – лишь в сфере объектов <…> Высшее, в котором оно получило бы свое единство – и низшее, в котором оно получило бы свое множество <…> Следовательно, Я может быть определено только в созерцании» [11, 55]. Субъективное мышление распадается на противоположность пустого понятия и чистого созерцания.
Однако это мыслимое ничто, «высказываемое отождествляющей речью, есть существенный момент самого тождества» [14, II, 46]: чистый свет есть чистая тьма; абстрактное созерцание есть абстрактное мышление; чистое бытие есть чистое ничто. Тождественное суждение А=А противоречит себе как форме, потому что первое противопоставлено положенному (не-первому). Одно и то же А есть не первое и первое; есть не положенное и положенное. При этом форма суждения противоречит и содержанию (изначальному синтетическому единству), которое должно быть конъюнкцией (союзом «и») противоположного. Следовательно, конечная форма, в которой высказывают тезис, не есть первая, а предполагает истинное основание мышления – бесконечную форму. «Единство интеллекта и созерцания, – пишет Гегель, – должно быть не началом, а целью, не непосредственным, а произведенным единством» [12, II, 18].
При переводе рефлективных отношений сущности не стоит подменять союз als выражением «в качестве». Приведем простой пример. Мужчина есть определенное бытие – качество человека: он есть таков от природы. Эта неотчуждаемая определенность присуща ему. Но в каузальном отношении его реальность уже снята: есть не сущая определенность. Как отец, человек имеет определенность причины и может, как потерять, так и дополнить это отношение, взяв на себя еще и роль заботливой матери. Но чтобы быть «в качестве» матери, мужчине надо стать женщиной. Другой пример бездумного перевода. Предложение «его приняли на работу в качестве педагога» по своему логическому смыслу означает: в качестве природной определенности, т.е. просто как мужчину. Потому что профессия имеет определенность рефлексии, а не бытия человека. Специализированная деятельность может быть качеством только для животных и орудий производства. Следовательно, подмена союза als может придать переводу ложный смысл.
Так же ошибочно переводить безличное предложение еs ist в объективном значении, ибо оно высказывает лишь реакцию субъекта, испытываемый им аффект, т.е. определенность восприятия, а не объекта. Объективная определенность остается вне перцепции. Es есть пустое грамматическое подлежащее, безличное местоимение ср. рода ед. числа «оно». Es ist – это устойчивый оборот речи, усвоенный через детское подражание и ставший затем автоматическим рефлексом. Этот духовный механизм одинаково артикулирует всякое впечатление: тепло (es ist warm) – холодно (es ist kalt); поздно (es ist spät) – рано (es ist früh); грустно (es ist traurig) – весело (es ist lustig); очевидно (es ist offensichtlich) – смутно (es ist unklar, nicht offenbar) и т.п.
Суждение восприятия «я вижу красное» высказывает мнение: определенность только моего чувства. Напротив, суждение опыта «нечто есть красное» высказывает уже предметное, а не-субъективное бытие цвета. «Нечто» обнаруживает мою чувственную определенность как не мою и не чью-то, но как ничью в ее субъективности, следовательно, вообще как не субъективную, внешнюю для нас всех. Подобно тому, как, например, тяжесть обнаруживается длиной противовеса или глубиной давления; эмоция – мимикой. Эту объективную видимость чувства как такового (зрения вообще, слуха вообще и проч.) и называют чувственным явлением, т.е. очевидной данностью. Оборот es gibt и высказывает это всеобщее созерцание. Такова интуиция в математике: «даны (gegeben sind) точки; дана (gegeben ist) фигура». Представления «точка», «линия», «треугольник» уже известны со школьной скамьи, поэтому сразу начинают с постулата: построить треугольник, провести медиану и т.п. В суждениях «в мире много зла» или «в городе много музеев» сказуемое имеет значение достоверности: опытом засвидетельствовано, наблюдается.
Немецкий язык позволяет заменить подлежащее es на безличное местоимение man (ед. число муж. рода), который в роли подлежащего высказывают уже от имени духа народа, что имеет более высокое феноменологическое сознание: man sagt – «говорят, утверждают» в значении «всем известно, что». Однако известное и очевидное еще не значит постигнутое в понятии, замечает Гегель. При помощи конъюнктива (Konjunktivs I) он отстранял себя от ходячего представления, превращая безличное суждение в косвенную речь: «Это положение утверждает, что якобы нет такого (es nicht etwas gebe), что ни А, ни не-А; что нет якобы третьего (es nicht ein Drittes gebe)» [14, II, 74]. Оказывается, что закон формальной логики es gibt kein Drittes держится на эмпирической индукции: если ни одно следствие до сих пор не опровергнуто, то основание истинно (правило modus tollens). Спекулятивное мышление отвергает его притязание на статус всеобщего принципа.
По возможности, следует отказаться и от замены сущностного отношения haben на антропоморфный синоним «обладать», который легален лишь в объективном духе. Владеть (власть) – это правовое отношение. То же самое анимистическое значение получает перевод gleichgültig как «равнодушный». Во внешней рефлексии разные «еin» суть равнозначные: одинаково безучастные, внеположенные целые. Иначе каждое было бы частью или условием, дополняющим другое. Но рефлексия берет их как безусловно целые, не требующие дополнения себя в другом: каждое есть не часть иного (безучастное) и есть не условие иного (безусловное). Содержание недостатка и было бы тем средним, имманентно связующим их третьим. Но они суть равно самодостаточные, одинаково самостоятельные элементы. Они суть просто разные, что очевидно уже из квантора общности «все». Их реальность растворилась в абстракции. Поэтому мы поступаем вопреки логике, когда переводим рефлексивное еin с определенностью наличного бытия: некий, какой-то, что-то и т.п. Например, абстракция «вещь» есть высший род (категория), в сферу которого входит всё сущее: и стол, и дух, и слон, и государство и т.п. Внешняя рефлексия удерживает их в одной категории просто как сущие вообще, без их качественной определенности; однако, сохраняет их качественное инобытие вне своей абстракции: дух (качество) есть не слон (качество); лев есть не стол и т.п. [12, I, §173].
Единица есть ничто качественного нечто, его чистая противоположность [1, 334-335]. Ein есть отрицательная единичность всеобщего: ни яблоко, ни золото, ни Петр и т.п. Однако эта видимость абстрактной свободы всегда предполагает «der, die, das», обусловлено ими. Гегель использует определенный артикль только для сáмого высшего, одного-единственного понятия, противопоставляя его своему иному в нем самом (an ihm selbst) – подчиненному моменту множества. Для этой сферы рефлексии Гегель использует неопределенный артикль. Поэтому логически правильно перевести его как «момент» понятия; или заключить артикль в скобки, например, (ein) Begriff; или дать сноску с примечанием в зависимости от контекста: момент рефлексии понятия в форме множества (экстенсивной или интенсивной величины). Это будет корректнее, чем самому придумывать случайные синонимы.
К вышесказанному относится и неверный перевод наречия zugleich как «в одно и то же время». Не следует привносить чувственное представление в логическую форму, потому что «время» есть не логическое определение. Русский язык позволяет перевести его как «сразу», «разом», «в одном моменте», например: А не есть сразу (в одном моменте) А и не-А.
Так же следует быть внимательным при употреблении двойного отрицания, обычного для предложения русского языка. Однако привычное еще не значит истинное, а предложение еще не есть суждение [14, II, 37-38]. Привычка есть бессознательный механизм духа, лишенный философской рефлексии. Приведем пример неверного перевода: «Когда я говорю «я», то мню себя как это единичное, сплошь определенное лицо. Но на самом деле я этим не высказываю о себе ничего особенного». Оригинал же утверждает: «Я высказываю [ведь я не молчу] о себе чистую противоположность всего особенного» [12, I, 82-83]. Здесь двойное отрицание искажает определенность формы суждения. Другой пример перевода в виде предложения: «В нем еще не оказалось никакой рефлексии и никакого движения». Правильный по форме перевод: «В нем обнаружилась [именно как факт] еще чистая противоположность всякой рефлексии и всякого движения» [14, II, 311]. Потому что kein есть чистая противоположность всех ein – ни одно; а nichts есть чистая противоположность какого бы то ни было etwas – никакое. Очевидно, что привычное для слуха двойное отрицание перевирает форму суждения: вместо утверждения в переводе стоит бездумное отрицание.
Способ понятия. Именно здесь следует рассмотреть существенное различие отрицательного и бесконечного суждений, которым часто пренебрегают в переводах. Для этого «мы должны различать между тем, чтó есть полный процесс в целом от того, чтó есть лишь момент процесса», – пишет Гегель [12, II, §258]. Положительное, отрицательное и бесконечное суждения суть моменты диалектического метода. Процесс же в целом есть круг. «Каждая часть философии есть момент (ein) философского целого, замкнутый в себе самой круг, но философская идея в ней есть в особенном определении или элементе [граница есть не только принцип того, чтó она ограничивает, но также и элемент целого ряда – 14, I, 138]. Единичный круг есть тотальность внутри себя, поэтому он прорывает границу свого элемента и основывает дальнейшую сферу; целое полагает себя как круг из кругов, в котором каждый есть необходимый момент, так что система их собственных элементов заканчивается целой идеей, которая так же проявляет себя в каждом единичном» [12, I, §15].
«Понятие есть ставшее полностью свободным проявление (Manifestation) сущности», – пишет Гегель [14, II, 263]. Тогда как бытие и сущность суть моменты становления понятия. «Вообще все понятия философии служат примерами становления как первой простой истины, которая навсегда лежит в основе всего последующего» [14, I, 86]. Ставшее есть завершенное отрицание своего становления: чистая противоположность (kein) завершенного круга всех ein. Таково простое «не»: ставшее есть не становление. «Важно понимать абсолютное различие как простое. Абсолютное различие А и не-А друг от друга есть простое «не», которое, как таковое, и различает их», – настаивает Гегель [14, II, 46]. Самый последний момент становления есть возвращение к началу, которое было таковым (снято), следовательно, последнее положено как ставшее новое начало следующего круга. Теперь уже нельзя сказать, что моменты бывшего становления еще суть (existieren), сохраняют свою реальность. Но так же и нельзя сказать, вторя Канту, что они вовсе не суть [1, 334-335]. В ставшем понятии бывшие бытие и сущность теперь положены как его собственные, снятые в нем моменты, а значит, сохраненные в нем: понятие имеет их. Но в нем они суть не в своей перво-бытной реальности, не в их бывшей определенности. Как моменты понятия, они положены теперь в его собственной реальности как идеальные.
Ставшее понятие сначала имеет самую первую (непосредственную) определенность своей действительности: качественное бытие. Такое противоположение понятия и его конечной реальности есть суждение (Urteil). Оно есть особенность понятия, его раздвоение (Teilung, Trennung, Diremtion) на разность, различие и противоположность, обособление его моментов. Первой выступает субъективная определенность понятия. «Понимать для рассудочной рефлексии, – пишет Гегель, – означает познавать ряд опосредствования между одним явлением и другим наличным бытием, с которым оно связано, т.е. по законам и отношениям рассудка (например, причинности, достаточного основания и т.д.)» [12, III, 137-138]. Но положительное суждение противоречит понятию (истинной форме постижения) потому, что в форме агрегата случайно перечисляют единичные чувственные предикаты без их необходимой связи. Отрицательное суждение высказывает переход единичного в свое инобытие – особенное. Такова неопределенность «некоторых» иных одного и того же ряда. Переход есть относительное отрицание, неопределенность которого тоже противоречит истинной форме понятия, поэтому снимает себя в бесконечном суждении – отрицании отрицания. Простое одно есть ничто многого, одно есть иное конечного ряда иных: такова интенсивная величина (степень – лат. gradus). Определенность степени имеет (но не «есть», как у Шеллинга) индивидуализированное (оединиченное) понятие Fürsichsein: Я, идея, дух.
Бесконечное суждение утверждает субъект как чистую противоположность конечного бытия. Таков скачок – перерыв постепенности конечного ряда: S как S есть не Р как Р [14, I, 438]. Однако здесь субъект положен еще в рассудочной всеобщности без особенного, что противоречит форме понятия. Это противоречие выражает себя как бесконечный прогресс [14, I, 149, 152-156, 166, 262, 276; II, 232, 547]. Но именно это абсолютное противоречие рассудочной единицы и есть тот внутренний импульс, который влечет ее к выходу из себя, расширению во вне. Противоречие есть interne motiva: «энтелехия абсолютно простой сущности; самодвижение, побуждение, стремление» [14, II, 76]. Рассудочное простое не должно быть только высшей абстракцией анализа. Понятие само должно стать простым через собственное становление. Например, простое начало «Науки логики» есть ставшее из опыта в «Феноменологии духа».
Отрицательное суждение обусловлено положительным в одном и том же еще не завершенном становлении предиката; поэтому оно предполагает неопределенность иных его определений. Но отрицательная форма особенного не поражает саму сферу предиката в ее тотальности, и поэтому требует своего дополнения в положительном суждении. Оба обусловлены, и каждое предполагает другое. Например, отрицательное суждение «чувственное не есть предмет философии» высказывает переход в иное той же самой сферы предиката. Здесь «философия» взята как особенное, как неопределенный ряд иных философий: если не есть китайская, то есть индусская и т.п. Отрицательное суждение не обращается до тех пор, пока не будет достигнуто абсолютное (исчерпанное) отрицание: чистая противоположность самой сферы предиката в ее тотальности. S не есть А, не есть В, не есть С, следовательно, ни А, ни В, ни С (ни один Р) не есть S, следовательно, S есть не Р, и все Р суть не S [14, II, 321-322]. Бесконечное суждение есть рефлексия понятия в себя как субъект, например: чувственное есть не предмет философии как таковой; а предмет философии как философии есть не чувственное как таковое. Эта рефлексия понятия в себя как отрицание отрицания есть начало возвращения понятия в свое конкретное единство [14, II, 563-565]. Завершенное становление второго момента метода есть начало становления третьего момента.
Второе отрицание сначала, в своей непосредственной форме есть еще рассудочное, качественное отрицание отрицания. Единичность как единичность есть голая реальность, сущая внеположенность без всеобщего (закона, правила, необходимости). Удерживаемое рефлексией положительно сущее, должно быть снято, следовательно, отрицание должно тоже пройти полный путь своего становления от рассудочной формы до разумной. «Главное в том, чтобы различить бесконечное разума и бесконечное рассудка» [14, I, 149]. Противоречие бесконечного суждения в том, что, будучи чистой противоположностью (ничто) всякого нечто, оно утверждает субъект как безусловно сущее нечто. Как ничто сферы нечто, субъект при этом сам еще есть нечто сущее: «последняя световая точка» положительно сущего. Однако как безусловно сущий, субъект есть не переходящий в иное. «Форма непреходящего есть форма соотносящейся с собой всеобщности, она неотъемлемо присуща понятию», – пишет Гегель [14, II, 287]. Теперь движение совершается только в сфере самого субъекта. «Всё движение философии как методическое, т.е. необходимое», в каждом моменте есть и аналитическое, и синтетическое. Аналитическое – потому что «полагает лишь то, что уже содержит понятие»; синтетическое – потому что его моменты абсолютно различны: «одно есть не то, что есть другое» [12, I, §88]. Становление этого противоречия в сфере субъекта и есть суждение рефлексии.
Отношение есть ставшее процесса рефлексии, остаток положительно сущего снят в суждении необходимости. Дизъюнктивное суждение полностью снимает становление сферы суждения как такового, как лишь непосредственной реальности понятия. Ставшее теперь есть действительность абсолютного отрицания – бесконечная форма понятия. Она есть умозаключение, которое в свою очередь так же проходит свой круг становления от первой до последней формы и снимает себя в объект, объективность понятия.
Каждый цикл диалектического метода завершается скачком, перерывом постепенного ряда – бесконечным суждением [14, I, 438]. Но оно высказывает лишь непосредственную всеобщность, или всеобщую непосредственность субъекта – простое бытие понятия, его чистое тождество с собой. Такова отрицательность рассудочного момента понятия: всеобщее есть без особенного. Однако эта «неопределенность» понятия и есть его простая определенность – первое особенное (принцип) новой сферы. Бесконечное суждение утверждает субъект как абсолютное различие (не-тождество): простую разность безучастно сущих одних. Рассматриваемое объективно, это суждение «выражает природу сущего, или чувственных вещей, что они суть распадение на пустое тождество» и тотальность «качественного инобытия» [12, I, §173]. Например, смерть и злодеяние суть бесконечные суждения: S есть не жизнь, не право. Конкретно-всеобщая жизнь и нравственность распадаются на свою чистую противоположность: на простое тождество с собой каждой единицы и абсолютную разность их друг от друга. Следующее высказывание Е.С. Линькова тоже имеет форму бесконечного суждения: «Опытная наука всегда останется опытной наукой, она всегда будет использовать только не-философский метод», так и метод философии есть чистая противоположность всех эмпирических способов» [6].
Полный круг определения (круг кругов) логической идеи, начиная с чувственной достоверности «Феноменологии духа» и заканчивая последними параграфами «Энциклопедии философских наук», был лишь ее становлением [12, III, §575]. Ставшая для себя как дух, идея возвратилась к достоверности Я [14, II, 549], но теперь уже в определении всеобщности и необходимости – всеобщей личности (Гегеля, Линькова). Всеобщее индивидуализировало себя, а Я сделало его своим, усвоило его. Теперь Я непосредственно знает объективное содержание науки как свою собственную действительность [12, III, §574]: достоверность себя положена как объективная истина, а истина – как достоверность себя. Повторим слова Гегеля: «Единство интеллекта и созерцания должно быть не началом, а целью, не непосредственным, а произведенным единством» [12, II, 18]. Таково бесконечное суждение в идее: рефлексия идеи в себя как дух, «духовная рефлексия в идее» [12, III, §576]. «Объективная форма истины, – поясняет Линьков, – переходит в субъективную форму истины, которая есть исходный пункт дальнейшего развития понятия философии» [3, 225]. «Это явление нового мира есть свернувшееся в свою простоту целое», – пишет Гегель. Однако в этом положенном начале «наука имеет видимость лишь эзотерического достояния некоторых одиночек», видимость «внутреннего»; науке еще недостает «внешней всеобщности» [13, 19-20]. Но посредством усвоения лекций «всеобщего индивида» наука получает экстенсивную величину [13, 31-32]. Дальнейшее становление свободы духа имеет у Гегеля форму логической антиципации. «Не исключено, что понадобится не одно тысячелетие»,– говорит Линьков об одействотворении свободы духа [2].
Философия не признает бессознательных реакций, рефлексов, слепо усвоенных привычек, бездумного подражания другим. Иначе индивид – раб своих чувств. Особенность персоны ничтожна в логической идее – только мыслящий есть. Абсолютный субъект мышления есть ничто «этого» сущего: ни Рене, ни Бенедикт, ни Иоганн, ни Фридрих, ни Георг, ни Евгений в их особенности; но есть само мыслящее себя мышление, которое сохраняет себя в них как чистая личность. Философ должен «умереть» для себя при жизни, чтобы стать «не исключающей единичностью, а всеобщностью и познанием для себя»; чтобы «в своем ином иметь предметом свою собственную объективность. Все остальное есть обман, мнение, стремление, произвол и бренность. Только абсолютная идея есть бытие, нетленная жизнь, знающая себя истина и вся истина» [14, II, 549].
Особенность речи: имитация, интердикция, суггестия. Здесь следует сказать несколько слов для тех, кто держится за свою особенность (привычку, мнение, привилегию и т.п.) или за особенность другого (авторитет). Самое ультрапарадоксальное в том, что слово воздействует на нас с такой же слепой, бессознательной необходимостью, как и природный фатум. Мы патологически (в античном значении этого слова: несвободно, страдательно, неодолимо) подчинены суггестивной силе слова. Дух родного языка господствует над нами от рождения, потому что в основе Второй сигнальной системы лежит инстинктивная звукоподражательность детей. Подражание – единственный механизм, подключающий ребенка к языковой среде. Подражательность вообще присуща всем без исключения людям, притом пронизывает всю нашу жизнь [9].
Дело в том, что понимание чужой речи необходимо связано с беззвучным ее повторением, т.е. имитацией услышанных звуков. Без этой рефлекторной артикуляции мы вообще не могли бы понимать речь! Чтобы я «понял» слова другого (в смысле «распознал», «расслышал», «разобрал»), необходимо автоматическое повторение чужой речи (громкое, внутреннее или редуцированное). Этот рефлекс длится миллисекунды и редко осознается нами. Но такое «заражение словом» обусловливает все виды внушения и самовнушения. Первое слово ребенка – вовсе не «знак» чего-то, оно не имеет «значения». Ребенок инстинктивно имитирует звуковой комплекс, которым сопровождается насильственное пресечение родителями его хватательных, бросательных и других движений – «нельзя!» Затем ребенок уже сам запрещает себе эти действия, т.е. они оказываются заторможенными вслед за повторением им запрещающего слова самому себе. Такое физиологическое, рефлекторное поведение еще не принадлежит психике. Но дело меняется с появлением «второго» слова. Другие слова ограничивают запрещающую (интердиктивную) функцию первого, открывая путь к самосознанию [10].
Коротко говоря, грамматика родного языка господствует над индивидом как дух народа. Понимание речи имеет начало в физиологии. Редуцированная имитация услышанных звуков рефлекторно возбуждает память и репродуктивное воображение. Невольно (без участия сознания) созданный ими образ затем возбуждает чувственность подобно реальному предмету, и только теперь осознается как значение слова. В свою очередь, участие рассудка (рефлексия) дает воображению свою меру, ограничивая его произвол. Обратите внимание, что в любом случае образ даётся чувственности как внешний объект: как при непроизвольном продуктивном воображении, так и при произвольном репродуктивном. Как раз недостаток рефлексии приводит к тому, что грамматический род услышанного слова, например, «бог» получает и его образ. Тогда наивное сознание изображает бога с гендерными признаками. А вследствие полного выключения рассудка наши наивные чувства начинают принимать воображение за саму реальность, что подтверждается практикой гипноза и психиатрии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кант, Иммануил. Критика чистого разума // Сочинения в шести томах. М.: Мысль, 1964. Т. 3.
2. Линьков Е.С. Интервью 16 декабря 1992 [Электронный ресурс]. URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=206 (дата обращения: 12.01.2022).
3. Линьков Е.С. Интервью 2008 года // Альманах Санкт-Петербургского общества классической немецкой философии. СПБ.: Изд. Политехн. ун-та, 2008. C. 215-228. URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=141 (дата обращения: 12.01.2022).
4. Линьков Е.С. Интервью 20 ноября 2009 года. Движение к разумному бытию духа как всеобщая необходимость нашего времени // Вестник Российского философского общества №4 (56), 2010. С. 149-153 и №1 (57), 2011. С. 153-159. URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=198 (дата обращения: 12.01.2022).
5. Линьков Е.С. Автобиографическое интервью 13 апреля 2013 года // Лекции разных лет по философии. Т. 2. СПб.: Умозрение, 2019. С. 541-584.
6. Линьков Е.С. Интервью 8 октября 2017 года [Электронный ресурс]. URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=2036 (дата обращения: 12.01.2022).
7. Муравьёв А.Н. Русский мир на логическом основании понятия философии. Интервью 2021 года [Электронный ресурс]. URL: https://umozrenie.com/?p=3257 (дата обращения: 12.01.2022).
8. Пестов А.Л. Предисловие переводчика // Шеллинг Ф.В.Й. Философия откровения / Пер. с нем., вступ. ст., примеч.: А.Л. Пестов. – СПб.: Умозрение, 2020. C. 5-8.
9. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (Проблемы из палеопсихологии). М.: Мысль, 1974. 487 с.
10. Смирных С.В. Суггестия – ключ к измененным состояниям сознания как инверсии психики // Credo New, 2012. №1. С. 86-112. URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=693 (дата обращения: 16.01.2022).
11. Шеллинг Ф.В.Й. О Я как принципе философии // Ранние философские сочинения / Пер. с нем., вступ. ст., коммент., примеч.: И.Л. Фокин. – СПб.: Алетейя, Государственный Эрмитаж, 2000. 464 с.
12. Hegel G.W.F. Enzyklopädie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse // Werke in 20 Bd. Fr. am M.: Suhrkamp, 1986.
13. Hegel G.W.F. Phänomenologie des Geistes // Werke in 20 Bd. Fr. am M.: Suhrkamp, 1986.
14. Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik // Werke in 20 Bd. Fr. am M.: Suhrkamp, 1986.
BIBLIOGRAPHY
1. Kant, Immanuel (1964). Kritika chistogo razuma [The Critique of Pure Reason] // Sochineniya v shesti tomakh. Moscow: Mysl’. T. III. 799 P. (In Russian).
2. Linkov E.S. (1992) Interv’yu [Linkov’s interview] 16.12.1992. [Online]. (In Russian). URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=206 (дата обращения: 12.01.2022).
3. Linkov E.S. (2008) Interv’yu [Linkov’s interview] // Almanakh Sankt-Peterburgskogo obshchestva klassicheskoy nemetskoy filosofii. St. Petersburg: Izdatel’stvo Politekhnicheskogo Universiteta, 2008, pp. 215-228. (In Russian). URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=141 (дата обращения: 12.01.2022).
4. Linkov E.S. (2009) Interv’yu 20.11.2009. Dvizhenie k razumnomu bytiyu dukha kak vseobshchaya neobkhodimost’ nashego vremeni [Linkov’s interview: The movement towards the rational existence of the spirit as a universal necessity of our time] //Vestnik Rossiyskogo filosofskogo obshchestva. Moscow: No (56), 2010, pp. 149-153; No (57), 2011, pp. 153-159. (In Russian). URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=198 (дата обращения: 12.01.2022).
5. Linkov E.S. (2019) Avtobiograficheskoe interv’yu [Linkov’s autobiographical interview] 13.04.2013 // Lektsii raznykh let po filosofii, Vol. 2. St. Petersburg: Umozrenie, 2019, pp. 541-584. (In Russian).
6. Linkov E.S. (2017) Interv’yu [Linkov’s interview] 8.10.2017. [Online]. (In Russian). URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=2036 (дата обращения: 12.01.2022).
7. Murav’ev A.N. (2021) Interv’yu 2021: Russkiy mir na logicheskom osnovanii ponyatiya filosofii [Muraviov’s interview: Russian world on the logical basis of the concept of philosophy. Online]. (In Russian). URL: https://umozrenie.com/?p=3257 (дата обращения: 12.01.2022).
8. Pestov A.L. (2020) Predislovie perevodchika [Translator’s foreword] // Shelling F.V.Y. Filosofiya otkroveniya. St. Petersburg: Umozrenie, 2020, pp. 5-8. (In Russian).
9. Porshnev B.F. (1974) O nachale chelovecheskoy istorii (Problemy iz paleopsikhologii) [About the beginning of human history. Problems from paleopsychology]. Moscow: Mysl’, 1974, 487 P. (In Russian).
10. Smirnykh S.V. (2012) Suggestiya – klyuch k izmenennym sostoyaniyam soznaniya kak inversii psikhiki [Suggestion is the key to altered states of consciousness as an inversion of the psyche] // Credo New, No 1, 2012. С. 86-112. (In Russian). URL: http://www.smyrnyh.com/?page_id=693 (дата обращения: 16.01.2022).
11. Shelling F.V.Y. (2000) O Ya kak printsipe filosofii [About I as a principle of philosophy / I.L. Fokine’s translation] // Rannie filosovskie sochineniya. St. Petersburg: Aleteyya, Gosudarstvennyy Ermitazh, 2000, 464 P. (In Russian).
12. Hegel G.W.F. Enzyklopädie der philosophischen Wissenschaften im Grundrisse // Werke in 20 Bd. Fr. Am M.: Suhrkamp, 1986.
13. Hegel G.W.F. Phänomenologie des Geistes // Werke in 20 Bd. Fr. am M.: Suhrkamp, 1986.
14. Hegel G.W.F. Wissenschaft der Logik // Werke in 20 Bd. Fr. Am M.: Suhrkamp, 1986.
