Казеннов А.С.
Анализ считается и в научной среде, и в средствах массовой информации чем-то важным, значительным. Вряд ли какой учебник логики или исследование по методологии научного познания обходятся без рассмотрения анализа. Сегодня возникло множество аналитических центров, центров стратегического и иного анализа, институтов и фондов экономического анализа, аналитических журналов, газетных аналитиков и т.д. Однако обращение к конкретным результатам всевозможных анализов часто показывает, что они представляют собой скорее описания состояний различных процессов с произвольным выделением «важных» и «не важных» сторон, чем обоснованные выводы из развития социальных процессов. В принципе, большинство анализов можно вполне точно назвать исследованием или даже просто рассмотрением каких-то явлений.
Вместе с тем, наука накопила большой опыт аналитического познания и знания о его связи с синтетическим познанием, как, например, аналитическая химия, аналитическая физика, математический анализ, информационный анализ, политическая аналитика и др.
Казалось бы, логики и теоретики познания и методологии должны тщательно изучать анализ, искать пути его совершенствования и расширять области его использования. Но, кроме математической логики и информационных технологий, таких исследований не видно, а в учебниках логики и методологии анализу и синтезу посвящается, обычно, десять-двадцать строк. А редкие хорошие работы, посвященные собственно логическому анализу как методу познания [4] не решают проблемы в целом. В гуманитарных науках аналитическое мышление практически не исследуется как метод, а принимается в качестве известного общенаучного метода. Думается, что так обстоит дело постольку, поскольку специалисты гуманитарных наук пока еще не уделяют достаточного внимания анализирующему и синтезирующему способам познания в гуманитарной сфере. И это весьма значительно отражается на практике, в том числе, например, на практике хозяйственной жизни. Достаточно вспомнить «неожиданность» дефолта 1998 года или экономического кризиса 2008 – 2010 годов. Ни международные аналитические институты (МВФ, ЕБРР), ни российские аналитики не дали сколь-нибудь точных анализов и прогнозов наступления и развития кризисов в общественной жизни. Отсюда вытекает задача – еще и еще раз изучать и совершенствовать способы анализа и синтеза в исследовании экономических, политических и других социальных процессов.
1. Два вида анализа
Если внимательно присмотреться к пониманию анализа и синтеза в современной учебной и научной литературе по логике и философии, то вскоре можно убедиться в их весьма упрощенной трактовке. Это понимание хорошо выражено в известном учебнике А.Д. Гетмановой «Логика» [3, с. 29]. В нем сказано, что провести анализ значит «мысленно расчленить целый предмет на его составные части, элементы, стороны, отдельные признаки». А синтез – «обратная операция», т.е. «мысленное объединение частей предмета, отдельных признаков, притом признаков существенных, в единое целое» (там же). В этих определениях не вполне ясно: что это за предмет, о каком предмете идет речь? Если это материальный предмет, то мысленно его ни разделить на части, ни объединить эти части в целое невозможно. А если его можно «мысленно расчленить», то это «мысленный предмет», т.е. мысль о предмете. Но тогда в рассматриваемом определении понятия «анализ» термин «мысленно» излишен. Это ясно само собой, т.е. плеоназм. Такое противоречие разрешается довольно просто: мы или мысленно разделяем (объединяем) мысли о предмете, или на деле, практически, разделяем (объединяем) материальные части материального предмета. Следовательно, мы имеем два вида анализа: практический и теоретический. А в приведенном выше определении непоследовательно, и не ясно – на какой основе, смешаны эти два вида анализа в одном определении. Отчасти это смешение обусловлено двойственностью термина «предмет»: он может быть как материальным, так и идеальным. Однако главное, думается, в другом – в отрыве анализирующего познания от синтезирующего познания и в придании первому самостоятельного значения, закрепленного в существительном «анализ». Соответственно, стал отдельным и синтез, но ему, почему-то, отказывают в самостоятельности. То есть все дело состоит в переводе одного из определений познания – анализа – в само познание, в отдельный «прием» (способ, метод) познания. Причем, именно в прием (способ, метод) теоретического познания. Некоторые авторы так прямо и пишут: «Теоретический анализ соответствует внутреннему содержанию научно-исследовательского процесса» [1, с. 58]. Однако в свете предыдущего рассмотрения напрашивается вывод, что практическое познание (практический анализ), в том числе и в области науки, также соответствует «внутреннему содержанию научно-исследовательского процесса», как и теоретический анализ. А если практический анализ не рассматривается, если в сфере внимания имеется только теоретический анализ, то, собственно говоря, и определение «теоретический» здесь не нужно, в таком случае оно также плеоназм. Отсюда и получилось, что термин «анализ» сегодня, практически, используется как синоним термина «исследование», подразумевая под ним «теоретическое исследование». Но ведь исследование может быть и практическим. И оно включает в себя синтез как необходимый противоположный момент.
2. Практический анализ как основа теоретического анализа
Словосочетание «практический анализ» звучит непривычно и, поэтому, можно подумать, что речь пойдет о практике теоретического анализа. Нет, дело не в этом. И более того, практический анализ всем знаком, все его осуществляют ежедневно. Хотя и не замечают этого. И еще более того: практический анализ способны осуществлять также животные. Когда обезьяна в зоопарке ловко разделяет мякоть половинки апельсина от его шкурки, когда белка разделяет скорлупу ореха от ядра, когда ребенок разделяет машинку на части, они занимаются практическим анализом предметов. И взрослые люди постоянно практически анализируют предметы внешнего мира: в магазине отделяют подходящую колбасу от неподходящей, хороший костюм от нехороших, правильные поступки детей от неправильных и т.д. Нечего и говорить, что в профессиональной деятельности, особенно в некоторых профессиях (врачи, юристы, инженеры, специалисты по информатике, экономисты, журналисты и др.) работники постоянно занимаются практическим и теоретическим анализом. Отсюда, из присущности анализирующей деятельности животным, детям и всем людям, следует, что практический анализ (а, значит, и анализ вообще) это не какая-то особая заоблачная сфера интеллектуальной деятельности, а способность сознания отделять одни образы и понятия от других, приятное и полезное от неприятного и вредного. Поэтому практический анализ предшествует теоретическому анализу, выросшему из практического лишь относительно недавно на почве развития философии, науки и техники.
Различие между ними в том, что обезьяна, как правило, делает знакомое дело, а ребенок (впервые) – незнакомое: посредством ломки или разборки на части он познает куклу, машинку и т.д. И вскоре убеждается, что в ней, кроме частей, ничего и нет. В ней есть только она сама и отдельные, бесполезные сами по себе, части…. В ней нет сущности… И лишь позднее он понимает: машинка это только машинка – игрушка для детей. Какой она была в начале, такой же она осталась и в конце «анализа», но в разобранном виде и в виде оставшегося образа, который возник в результате анализа. Правда теперь даже по одной части куклы он может узнать, что это была кукла, а не машинка… По отдельной кукольной ноге можно узнать целое: куклу, по отдельному колесу – всю машинку. Но это другой, синтезирующий момент деятельности сознания и, соответственно, синтезирующее познание…
Таким образом, в процессе анализирующего познания ребенок совершал синтез ноги куклы и самой куклы, единство какой-либо части куклы и её целого. Как оказалось, это познание было столь же анализирующим, сколь и синтезирующим. И часть куклы здесь не любой кусок куклы, а также целое, но определенное сутью первого целого: нога куклы, голова куклы, рука куклы и т.д. Эта часть – сама есть некое целое, соответствующее природе первого целого и определенное первым целым. В этом целом она не есть сама по себе, а есть рука куклы. Получилось, что сначала «кукла» была бытием, а её части были её определениями. В процессе же рассмотрения рука, нога и голова куклы стали бытием, а «кукла» стала определением для них. Какая рука? – Рука куклы, куклина рука (аналогично: голова куклы, нога куклы и т.д.). Таким образом, целое соединилось с каждой из своих частей, соответствующих его природе. Но оно соединилось с ними потому, что оно от них (и они от него) и не отделялись в сущности. Голова куклы всегда оставалась головой именно куклы – будь то в сознании или на деле. Получилось, что анализируемое с помощью различных определений бытие – кукла, – сама стала синтезирующим (соединяющим) определением для своих «частей». А «части» синтезированы в целое, и дают ему его собственное определение в логическом плане (здесь можно опустить варианты определений: кукла без руки – она однорукая, но все же кукла, кукла без ноги – одноногая, но кукла, и т.д.): соединенные соответствующим их природе образом они и есть кукла.
Поэтому анализ и синтез не два разных пути и способа познания, а являются противоположностями одного познающего сознания, разделимыми лишь в абстракции. А основанием этого единства является их происхождение из практического анализа и из исследования вообще. Практический анализ не обращает внимания на «ненужное»: на корки апельсина, на скорлупки ореха, на оторвавшуюся руку куклы. Его интересует, как правило, лишь конкретное единичное как суть дела, в которой целое присутствует, но лишь как абстрактный общий момент, который можно не учитывать. Наоборот, для теоретического анализа, и для исследования вообще, в этом взаимном просвечивании целого и части только начинается главный интерес – углубление в предмет, в его сущность за счет аналитико-синтетического познания. Отсюда уже можно сделать вывод, что родовым словом для определения анализа является не «разделение» (в том числе – мысленное) предмета, а «исследование». А специфическим отличием определения является «различение частей целого и их соотношения друг с другом посредством этого целого». Не расчленение, а различение. И это понятно: ведь если есть целое, то есть и части, а, следовательно – и «разделение». Нужно только найти момент тождества «части» и целого, одной части и других «частей». И это понятно: отождествляется различное, разделенное. В то же время, отождествление различенных частей друг с другом объединяет предметы (в данном случае – части) в нечто одно, в целое. Но это уже синтез. А определение анализа следует сформулировать так: анализ есть исследование, различающее части предмета и соотносящее их с целым и друг с другом посредством этого целого. Целое в анализе является исходным, опосредствующим все движение исследования. Части же, как правило, выделены уже до данного исследования – предшествующими практическими и теоретическими исследованиями: аналитическими и синтетическими познаниями. В предыдущих исследованиях подобные «части» и подобные «целые» уже были возведены в мысли и поэтому, как правило, имеют дефиниции: определения соответствующих понятий. В дальнейшем дефиниции уточняются, уплотняются и, в конце концов, достаточно точно выражают сущность предметов. И без знания дефиниций в научном исследовании делать нечего. Иногда в научных дискуссиях можно услышать: «Это спор о дефинициях», т.е. что-то неважное, второстепенное. Конечно, дефиниции не являются чем-то первостепенным. Но они начало исследования. Они могут быть «другими», неполными, неточными, но они не могут не быть в исследовании. А их полнота и точность могут в дальнейшем добавляться. Они – и результат предшествующего синтеза, и начало нового анализа, который также завершится новым результатом единства анализа и синтеза: соединением частей=дефиниций в целое=дефиницию. Контур этого единства можно найти в «Науке логики» Г.Гегеля [2, с. 246].
3. Синтетическое познание
Как практический, так и теоретический анализ в общем плане предопределены природой предмета исследования, его сущностью и понятием, которое мы или уже имеем, или хотим получить. Причем, сущность может быть не совсем познана или, даже, совсем не познана. Но она витает пред сознанием, как цель, как предполагаемое целое, в лучшем случае – как гипотеза. А конкретный данный анализ определен основанием, на котором он ведется. Таких оснований может быть бесконечно много, но они также должны соответствовать природе (хотя бы абстрактной, например – количественной в математике) анализируемого предмета.
Вот эта природа предмета и проявляется как основа синтеза, как постоянное опосредствование определенности предмета его предопределенностью. Процесс определения предмета – это такой процесс, в котором отдельные определенности самого предмета (в формальной логике их часто называют «признаками») возводятся с помощью языка (названий=слов и отношений между ними) в определенные мысли, в понятия. Ясно, что определения понятий предметов предопределены определениями самих предметов. А язык, на котором выражаются эти определения, не есть порожденный данным определяющим субъектом инструмент, а имеющееся налицо (непосредственное), но выработанное (опосредствованное) историческим развитием общества всеобщее средство выражения (и определения) мыслей о предметах. Национальные языки, на которых высказываются определения предметов, могут быть разными. Но мысли о предмете от них не зависят, определения предметов – не зависят от национальных языков. На каком бы языке не давалось определение понятия «деньги», мысль будет зависеть не от данного языка самого по себе, а от глубины её проникновения в предмет и от способности выразить это проникновение (постижение) в понятии. Глубина же этого проникновения зависит от основания (в виде «определения», «сущности», «принципа», «природы» и т.д.), которое было найдено (предшествующим анализом) для данного анализа. Например, глубина экономического анализа Адама Смита определена выделением «труда вообще» в качестве основы анализа понятия «стоимости» и всех других экономических категорий.
Когда определение предмета выражено истинным образом в мыслительном определении (в дефиниции), тогда оба становятся чем-то тождественным, тождеством мышления и бытия. Или просто бытием: чистым бытием, поскольку в нем: 1) и выделен определенный предмет, и 2) указано, что он есть. Кукла есть, следовательно она – бытие. Пока: чистое бытие. До тех пор, пока она не берется с другими определениями: большая, пластмассовая, белая, Наташина и т.д. Рассмотрение её с другими определениями (будь то посредством анализа или посредством синтеза) делает её наличным бытием, чем-то отдельным, конкретным. А «чистое бытие» (куклы) остается позади рассмотрения. И это наличное бытие предмета может быть либо более-менее знакомым (известным), или совершенно неизвестным. В первом случае предмет и его определения имеют названия и включены в язык и в общественное сознание. Этот предмет можно изучить по данным в теориях или практических знаниях определениям. Во втором случае анализ (синтез) имеет дело с чем-то новым, не включенным в общественное сознание и в язык, с самим первичным бытием. Это – сфера науки и получения нового истинного знания, нового синтеза об этом бытии, т.е синтеза в собственном смысле слова. Понятно, что между этими ситуациями имеется принципиальное различие. Но есть и тождество: оно состоит в том, что познание движется к новому (неизвестному) посредством известного (хотя бы частично).
Познанное бытие и выраженное в языке новое знание, таким образом, есть синтез нового и старого знания. Это и есть высшая форма синтеза – синтез как результат аналитико-синтетического опосредствования, как высшая форма научного познания. Например, в биологии новый открытый предмет – «ген» – назван старым словом с близким значением: род, порождающий – предопределяющий строение отдельных индивидов и организацию групп таких индивидов. Это – результат как аналитического, так и синтетического познания.
Таким образом, на переднем крае науки, где познаются новые грани (определения) бытия, синтез выдвигается на первый план и более значим и заметен. А в системе изучения известных знаний (понятий и их определений), т.е. в системе образования и в текущей научной работе, на первом плане стоит анализ: последовательное изучение (посредством преимущественно аналитического познания) того, что уже известно науке, по крайней мере – в значительной части. Но и в первом, и во втором процессе один момент отделим от другого только в абстракции.
Эти противоречивые отношения между аналитическим и синтетическим познанием и предопределили как упрощение, так и усложнение в понимании анализа. Упрощение обусловливается подменой способа рассмотрения (анализа+синтеза) неизвестного предмета способом рассмотрения известного науке предмета. А усложнение проблемы обусловлено подменой способа рассмотрения известного науке предмета способом рассмотрения неизвестного (нового) предмета. И в том, и в другом случае используется и синтез, и анализ. Но в одном, в познании (изучении) уже открытого наукой, на передний план выступает анализ, а в другом (в инновационной научной деятельности) – синтез. На это соотношение анализа и синтеза наткнулся еще И.Кант в 18 веке. Но его интересовал, прежде всего, синтез как способность и деятельность сознания, обеспечивающая прирост нового знания. Поэтому он получил, скорее, отрицательное единство анализа и синтеза: развел их в разные стороны интеллектуальной деятельности. Т.е у него самого получился аналитико-синтетический результат: он и соединил их в нечто целое (т.е. осуществил синтез), и разделил их (т.е. оставил в фазе анализа). Важным было осознание самой этой диспозиции, самого этого противоречия. А сложность понимания конкретного взаимодействия этих противоположных сторон противоречия обусловлена трудностями, свойственными самому предмету исследования.
Теперь можно дать такое определение синтеза: это исследование, рассматривающее соотношение различенных частей предмета и их целого посредством сущности (существенной части) целого. Нахождение такой сущности или существенной части и есть фундаментальное научное открытие, которое проливает новый свет на все предшествующие понятия, выражающие сущность предмета. Она перестраивает всю систему понятий и, соответственно, всю теорию. Она – основа целого, а следовательно и синтеза. Синтез – не любое соединение частей, а их существенное объединение: единство существенного, опосредствованное общей сущностью. В синтетическом познании выделенные «части» тоже соотносятся с целым, но посредством сущности. И это соотношение с сущностью делает их именно определенными частями именно этой сущности, а не грубо отделенными осколками.
4. Трудности исследования аналитического (синтетического) познания
Главная трудность состоит в том, чтобы найти такую сущность, такое основание анализа (принцип, новое понятие, новое свойство, архэ, как некогда говаривали древние греки). Ибо эта основа и составляет суть открытия, которое потом позволяет по-новому проанализировать тот или иной предмет, ту или иную ситуацию, или область науки или конкретную науку в целом. Но найти (открыть) и определить основу – это значит свести к простоте понятия предшествующее знание о предмете, то есть произвести синтез этого понятия в новой дефиниции. В этом новом понятии сведены в единство результаты предшествующих аналитических и синтетических исследований. Поэтому понятие и является свернутой теорией точно так же, как теория является развернутым понятием. Поэтому же оно и поддается анализу, который является по сути моментом такого развертывания понятия. Вторая трудность состоит в том, что анализ увлекает сознание вслед за выделяемыми определенностями и выводит из внимания то целое, которое осталось после этой операции. Тем более оно отвлекается от того, чтобы заметить, что это отделение определило оставшееся целое как «нецелое» (в нашем примере с куклой – «безрукая кукла»). Наконец, в-третьих, оно, теперь уже «естественно», не рассматривает соотношение оставшегося «нецелого» и выделенной определенности, которая становится отрицательным моментом целого. Но точно так же она становится и отрицательным моментом «нецелого». Отрицательным – постольку, поскольку именно его наличие (бытие) образует недостаток в целом и делает это целое неким «небытием» – небытием целого, поскольку в качестве целого его теперь нет. Но таким образом, имеются две отрицательных стороны одного предмета, которые вместе и составляют предмет как нечто положительное в процессе познания. Это соотношение сторон предмета друг с другом и с целым предметом и составляет ту рефлексию предмета в самом себе, которая и дает материал для единого аналитико-синтетического познания, которое и осуществляется в процессе исторического познания. Индивидуальное познание может быть более или менее односторонним: более аналитическим или более синтетическим, но познание как общественный процесс (хотя и проходящий в головах индивидов) снимает эти односторонности и является столь же аналитическим, сколь и синтетическим.
5.Виды и способы теоретического анализа
Способов или «методов» логического анализа может быть бесконечное множество в зависимости от природы предметов исследования, от оснований и целей, по которым они исследуются. Но видов анализа имеется только два: первый состоит в различении определенностей (свойств, признаков, сторон и т.д.) предмета в нем самом, а второй – в поиске определенности предмета в сравнении с определенностями, взятыми из других предметов подобного рода или, даже, из других родов. В первом случае сам предмет является родом для себя и для своих определенностей (целым для своих «частей»), а во втором – определенности являются родами для отдельного предмета: в нем отыскивают соответствия этим родам (которыми здесь становятся свойства, признаки, и т.д.). Когда говорят об анализе, то имеют в виду, как правило, первый вид. Однако в практической деятельности часто используется и второй вид. Например, когда врачи исследуют больного человека (а не болезнь!), они соотносят его определенности («части» анализа) с уже готовыми, установленными на других пациентах, определенностями, которые стали теперь родами: температура – нормальная (нет повышенной), давление – нормальное (нет повышенного), сахар – в норме (нет повышенного) и т.д. А в результате этих «нет» возникает диагноз, как итог и синтетическое положительное определение состояния больного (болезнь). Или противоположное: повышенная температура есть, следовательно отрицаются все предположения о нормальном здоровье и теперь исследуют причину температуры (давления, сахара и т.д.).
Таким образом, аналитическое познание не существует отдельно от синтетического познания, а вместе они являются моментами одного диалектического метода познания.
Список литературы:
1. Безуглов И.Г., Лебединский В.В., Безуглов А.И. Основы научного
исследования. М.: Академический проект, 2008.
2. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. В 3-х т. Том 3. М.: «Мысль», 1972.
3. Гетманова А.Д. «Логика». – 8-е издание. М.: Изд-во Омега-Л, 2005.
4. Методы логического анализа. – М.: «Наука», 1977.
