Движение к разумному бытию духа как всеобщая необходимость нашего времени
Запись и публикация интервью д.ф.н., профессора кафедры философии КубГУ П.Е. Бойко, 20.11.2009 г. URL: http://www.philos.kubsu.ru/
Интервью с Е.С. Линьковым. Движение к разумному бытию духа как всеобщая необходимость нашего времени // Вестник Российского философского общества №4 (56), 2010, с.149-153 и №1 (57), 2011, с.153-159.
П.Е. Бойко:
Сегодня мы в гостях у Евгения Семеновича Линькова, и хотели бы Вам, Евгений Семёнович, задать несколько вопросов. Как вы оцениваете современную ситуацию в области философской науки и образованности в России, и вообще, в целом? Что Вы можете сказать по этому поводу; так как этот вопрос представляется нам очень важным.
Е.С. Линьков:
Вопрос-то легкий! Состояние, о котором идет речь в вопросе, чрезвычайно тяжёлое, трудное для понимания, и почти не указывающее выхода.
Во-вторых, образование и образованность, интеллигентность и так далее, то, что любили говорить в последние 20 лет . За 2,5 тысячи лет мы уже усвоили, что явлений в духовной жизни неисчерпаемое многообразие. Можно вырывать одно явление, другое, кичиться, есть и пить и так далее, и при этом получится то, что получается с теми людьми, которые смотрят на деревья в лесу и не видят леса. Квинтэссенция образования – это разумная логика мысли, то есть, это уже разум, хотя бы в общем наименовании, является этим, абсолютной сущностью, субстанцией явлений в духовной жизни. Поэтому образование касается именно того, насколько все способы образования помогают или препятствуют индивиду внутри себя самого двигаться к ступени разума своего духа. В этом вся суть. Если нет направленности движения к разуму, значит, есть движение к небытию духа. Чтобы ясно было совсем, берём индивидуальный способ духа, например простейшее ощущение, оно должно завершаться разумом как высшей ступенью. То есть мы должны получить в итоге, как высшую цель, что? Разумный мир ощущений, разумный мир желаний, разумный мир чувственных интересов, притом определяемых разумом. Или наоборот, берём исторически первую стадию человеческого рода – индивида, соответственно, мир ощущений является определяющим и правящим. Ведь прошёл же человек за миллионы лет из управляющего момента мироощущения над ним до движения по направлению к разуму. Сколько ты прошел? И успехи есть? Кто это осознает? Кто этим занимается? Почти никто. Даже система воспитания построена на незнании этого. Чтоб совсем мысль была ясна: берём, например, феноменологический способ индивидуального развития духа. А что такое феноменологический способ? Это ведь история, живая история, живой процесс трагедии субъективного духа. Первоначально кажется истинным чувственное сознание, определяющее индивида, оно должно подвергаться отрицанию, выражаясь строго философским языком, подвергаться снятию, не уничтожению, выбрасыванию, а снятию с моментом сохранения той истины, которая в этом способе внешнего бытия, в чувственности, сидит. И только удерживая момент истины, мы должны, как раз и осуществлять процесс развертывания самой истины духа. Вот это и нужно претерпеть внутри индивида. А если второй момент присоединить, например, и историю человеческого духа? Ведь сама история человеческого духа, как реальная история, она и есть феноменология субъективного духа и духа народа. И кто этим занимался? Единицы. Я даже назову: единственный человек, который занимался со знанием дела этого, более или менее, это был Гегель, который написал свою «Феноменологию духа». В буквальном смысле слова. Почему? Потому что в «Феноменологии духа» сперва дается развитие индивидуального сознания до разума, потом обнаруживается, что это индивидуальный дух, достигший формально определения разума может оказаться пустым. Что и произошло с немцами, когда они приняли лютеранство. Вроде укоренились в субъективной форме духа, заглянули в него, а он пустой. И сломя голову, бросились в католицизм, в иудаизм и так далее и так далее. Где хоть что-нибудь позитивное есть, за что можно уцепиться, пусть дохлое, пусть ветхое, но то, за что можно держаться. Это отчаяние духа было. Гегель хорошо знал свою эпоху, знал лютеранство.
П.Е. Бойко:
То есть здесь индивидуальный дух переходит в коллективный дух?
Е.С. Линьков:
Он и коллективный остается пустым, к сожалению, потому что коллектив, первоначально, он есть совокупность индивидов, не больше. Ведь сборище индивидов в обществе – это не есть общественность. Общественность – то, что выходит за пределы индивидуального духа. В этом начало объективное. А они-то застряли в самом обществе, как совокупности индивидов, на субъективной пустоте духа. В этом-то и было отчаяние немцев. Кстати, вся Европа духовно гибнет сейчас на этом пункте. Весь мировой империализм капитала гибнет на этом пункте; и особая форма бытия капитала, частная, выдается за абсолютное. Ей хочется стать абсолютной, всеобщей. Ну, пардон, это старая басня Крылова, когда лягушка, надуваясь, хочет заменить бытие вола. Понятно: частное никогда не станет всеобщим. Это как раз и есть «варварская» форма перевода с немецкого языка «особенного» на русский язык, как «частное» и всё. То есть это просто ещё и языковое невежество. Поэтому, что нужно бы делать сейчас, например, в образовании, в общем, в целом. Главный пункт. Перво-наперво, образование должно иметь определенную абсолютную цель, которой должно быть подчинение себе всех способов приема образования. И эта цель, можно сказать только в развитии самостоятельности индивидуального духа. Значит, движение его к разумному способу бытия. Если брать более детализировано: средняя школа. Она должна быть подготовкой общего развития мышления. Она должна быть подготовкой для дальнейшей – любой – специализации по предмету научного занятия и практической деятельности. Средняя школа ни у нас в России, ни в странах Европы, ни в Америке, она этого пункта не выдерживает. Она больше скатывается после Европы и США (в России) к обезьяньему подражанию. Ну, помните, что скажет княгиня Марья Алексеевна: «Я же без этого шага ступить не могу». Раз в США единый экзамен, надо и у нас ввести и так далее. А это чистое поведение обезьяны, духовно, политически, экономически, идеологически и так далее. Поэтому и у нас в России школы сейчас сползают к чему? К замене того, что утратили путем произвола и безрассудств. Были специализированные по предметам науки, ПТУ, у ПТУ разные названия были после 1945 года, после окончания войны с Германией, где как раз, осуществлялась после средней школы подготовка первоначального профессионального шага в разделении общественного труда, поскольку это уничтожено было благодаря нашему славному Ельцину и его шайке. Сейчас решили и саму среднюю школу пустить в том же самом направлении.
Это уничтожение интеллектуальной, умственной, подготовки школьников в будущее образование на уровне высшей школы и соответственно практической деятельности в обществе. То есть, образование у нас уничтожает духовное развитие индивида. Значит, вывод, это образование само должно быть уничтожено. Что должно быть дано ребятам? Должны быть даны не многообразие предметов, которое встречают они потом в высшей школе, а как раз те предметы, которые составляют основу, базис, предпосылку для занятия любыми предметами научных интересов в высшей школе.
П.Е. Бойко:
И какие это предметы на Ваш взгляд?
Е.С. Линьков:
Это, прежде всего, гуманитарные. Гуманитарные почему? Потому что это исходные пункты, предпосылка духа (первоначального способа); дух – он не предметный, не естественнонаучный, он – гуманитарный. Сфера, прежде всего, языка. Язык – это та сфера духовной жизни (да и сам язык по происхождению), которая в своём основании имеет развитие духа. Нет развития духа, нет и языка. Примитивные народы по ступени развития духовного имеют примитивный язык. Достаточно посмотреть, например, по языковому состоянию – сравнить европейские народы, которые гордо величают себя даже нациями – хотя это просто народы исторически. До нации никто не дорос. Нация – это духовное определение всеобщего единства духа народа. Кто к этому пришел? Никто пока. Это только перспектива будущего. А вот народ (определённее) имеет место. То есть так прокладывают тенденции ещё к всеобщему духу народа, но барахтаются на особенных формах своего бытия духа или явлениях его, прежде всего – вот это и есть народ. Если по языку, например, сравнить США и страны Европы, то даже по объему лексикона США, это жалкий язык. Там в усредненном обращении находится не больше 2-х -3-х тысяч слов. Это предел. Это сверхобразованный американец. А так, вообще, 300-500-1000 слов. Вот и вся их духовная форма развития. Понятно. То есть язык изучать обязательно.
Дальше, мы имеем дело не с культурой духовной, которую сами создаем и порождаем. Духовная культура не порождается ни в одно десятилетие, и так далее, она не порождается по плану – это не сфера производства. Духовная жизнь вообще не производство. Производить надо что-то материальное, но не духовное. А дух, он движется, прежде всего, историческими способами своего бытия. Поэтому история здесь приобретает более важное значение. Если народ не имеет серьезной содержательной истории своего духа, он застывший во времени и пространстве пребывает. Если народ активно действующий, он и идет активно. Это пример классической истории греческого духа. Но тоже ведь метаморфозы. Поскольку духовную жизнь народа и индивида не оторвать от всеобщего процесса развития духа, у человеческого рода, поэтому и такие вещи получаются, то взлет, то на определенной ступени духа исчерпывает себя и начинает идти к низу, деградация. В истории нет восхождений непрерывных, нет эволюции. История, как история явлений, она – взлеты и падения. Пожалуйста, история философской мысли, она же простая. Когда ты рассматриваешь развитие всех народов, ведь что только не представляют по невежеству. А определение, что такое философия, каков предмет философии, каков способ мысли философской, не дано. Но уже говорят о том, у какого народа философия исторически, а у какого не философия. То есть, еще критерий не установлен, а уже идет спор о том, что причислить к философии, а что из неё исключить. Отсюда вся форма невежества и неразберихи. Восточный способ духа, как заявляется (исключительно в лучшем случае религиозный по форме и по содержанию), и причисляется к философскому. Еще хлеще: художественную форму деятельности, которая ниже религиозной как способ духа, и ту причисляют к философской. Уж если нет, то, как рыба и рак: на безрыбье и рак – рыба. По сути дела, причисляются в сферу философии не философские способы деятельности духа. Тут можно спорить о мнимых позициях европоцентризма, азиатоцентризма и так далее – это не интересная тема, потому что это «гоняют» явления, то есть занимаются софистикой, с серьезной миной и выражением научного лица. На самом деле, тут нужно исходить ещё раз повторю, из определения философии. Если она есть наука об определенном, бытии и так далее, определенный способ философского познания есть, ребятки, установите, где это, когда оно начинается, хотя бы по моментам, не всем, а по некоторым. Если, например, мы берем историю европейского развития философии, а она-то там и была, то собственно философия начинается не с Фалеса, хотя все учебники начинают с Фалеса, даже гегелевская «История философии». Настоящая история философии начинается с Парменида. Когда впервые встал вопрос не о каком-то бытии, ни о какой-то вещи, по языку Платона (по Платону вещью называется любое представление, помимо того, что он говорит о булыжнике, о санях и чем-то еще и так далее, у него всё – вещь). Т.е. конечное бытие, по Платону, любое – это вещь. Вот это и есть пресловутая идея вещи. Так вот, они же ведь застревали на особенных формах бытия. Если берут даже материю, особенную форму материи, тут можно сказать без преувеличения, если бы это можно было вменить им как ошибку, а я не могу этого сказать, почему, потому что дух не может встать к себе на плечи и посмотреть, каков он под плечами. Он должен перешагнуть себя в своем развитии. Так вот, это не ошибка у них, а неизбежная ошибка была, исторически, обреченно, вынужденно. Её не избежать было. Ведь все первые философские учения, они застревают на особенных формах бытия, которыми является абсолютное первоначало. А отсюда все превратности. Если ты не знаешь всеобщего, как же ты можешь раскрыть адекватно природу особенного, единичного бытия? Да никак! Ты будешь врать без всякого намерения. Отсюда вылезла софистика. Как только, например, в истории человеческого рода дух индивида или народа застрял на ступени рассудка, всё! Он будет заниматься софистикой рассудка. Ничего ты ему не объяснишь, ничего ты ему не втолкуешь, ты его не опровергнешь. Он никогда не признает никаких твоих аргументов. Это своеобразная форма фанатизма.
П.Е. Бойко:
Спасительная защита?
Е.С. Линьков:
Да, самоспасение себя в убогой форме бытия. Это страшная вещь. Поэтому нужно выйти из сферы субъективного формального духа. Обратиться к чему? К истории духа, но не гонять историю опять, как историю явлений, то, что делают историки. Они до сих пор решают проблему, а сколько лет длилась 100-летняя война в Европе, а сколько лет 30-летняя. Пусть занимаются этим. На то они и историки. Нас должно интересовать другое. Всеобщая сущность как процесс, сущность, как процесс, этих исторических явлений, которая должна объяснить нам возникновение этих явлений и их умирание. А это не делает ни один историк, потому что это ему не по плечу. Поэтому вывод, попутно: нужна обязательно философия истории. Полагаются, что философия даст им [историкам] метод, в котором они ни черта не поймут, а они возьмут явления своего предмета, соединят и получат науку историю, не получат.
П.Е.Бойко:
То есть, преподавать исторические дисциплины, например, в средней школе, должен человек, подготовленный в области философии?
Е.С. Линьков:
Обязательно! Притом в области настоящей философии. Вот, например, язык, история (притом, не история явлений, а, желательно, с тенденцией раскрыть всеобщий закон, или хотя бы особенные законы с окраской всеобщего). А ещё лучше, если бы человек знал, что есть один всеобщий закон развития, а эти законы – только его явления. А то на это купился даже гениально одаренный Энгельс, когда он взял и написал, что есть 3 всеобщих закона, переход взаимный количества в качество, взаимопроникновение противоположностей и отрицание отрицания. Ведь он выдал особенные формы всеобщего закона за сам всеобщий закон. Это было передергивание и извращение. Это у такого человека, а что говорить про остальных?
П.Е. Бойко:
Причем сейчас это во всех учебниках. Сталин, как Вы знаете, в кратком курсе истории ВКПБ это назвал уже законами. У Энгельса – принципы, а тут уже законы…
Е.С. Линьков:
Ну, он хотя бы честно следовал им, не претендуя ни на что, а тут ведь претензия на то, что они всё знают, понимают и поэтому всё объясняют. Но это просто я дал иллюстрацию. Дальше, конечно, нужны обязательно языки. Хотя бы один-два.
П.Е. Бойко:
Классические языки? Латынь?
Е.С. Линьков:
Да. Греческий, не латынь. Латынь мало пригодна. Она вошла в моду через католицизм перво-наперво; во-вторых, это потянуло за собой все научные трактаты на латыни; в-третьих, знающие языки – это, в общем-то, были люди из господствующего тогда исторически класса. Народ-то не знал латыни. Он приходил в любой храм католицизма и так далее, и он просто слышал что-то там «тарабарят» на непонятном, чуждом ему языке, обряд только единственное, что его подкупало. Где-то окрестить себя крестом, где-то наклониться, где-то посмотреть изображение Бога и так далее, и всё. Это всё, что имело дело в храме, а это, в общем-то, своеобразная форма насильственного духовного обрезания, то есть, индивид отделялся в своем духе от всеобщего духа Бога. Хороша религия… Мы вас, ребятки, подпустим к передней, а дальше не заходите – там барин в покоях. Это вся история католицизма.
П.Е. Бойко:
И в православии это было?
Е.С. Линьков:
Конечно! Православие! Чаадаев уже в одном пункте своих «Философических писем» прав, когда он говорит, мол, как же получилось, что самый лучший вид христианства – православие, и оно-то породило крепостничество и тому подобное при Шуйском, Борисе Годунове и так далее. И он тут прав. Он поддел. Как же так, религия, которая как раз проповедует главной в своем содержании свободу духа индивида и даже общественную свободу, не в смысле произвола, а в смысле разумного отношения и поведения и вдруг – крепостные, как вещь?.. Да, язва христианства. Даже православного нашего российского, русского (и византийского в том числе). Никуда не денешься. Почему? Потому что ухитрились извратить и переводы Нового Завета. Обратите внимание, откуда слово «Раб Божий»? «Раб Божий» – если б Христу такое сказали, он бы страшно разгневался. Он и пришел уничтожить все формы рабства, и ему говорят: «А я Раб Божий». Разве он ноги моет кому-то (знаете сами), он что, рабу своему моет? Господин решил опуститься до положения раба и показать, что он в этом равен? Ну, какой бред! Я просто дал иллюстрацию, извращения даже христианства, и так далее.
П.Е. Бойко:
Здесь раб, как соработник, соучастник в деле, правильно?
Е.С. Линьков:
Да. А там слово «раб» вообще неуместно, как у нас господин и Господь. Вообще эти слова нужно изъять бы из православия, по сути дела.
П.Е. Бойко:
Евгений Семенович, спасибо. То есть это то, что касается вопроса образования, а вот состояние философской науки как таковой?
Е.С. Линьков:
Ещё раз добавлю кое-что относительно предметов: обязательно нужна, ну если не история искусства, то, что давалось в гуманитарных гимназиях, хотя неплохо бы, потому что прежде чем раскрывать рот о так называемой эстетке и эстетиках, надо, в общем-то, иметь перед глазами мысль, представление, хотя бы о главных моментах реальной истории искусства. По видам. Ну как же нам обойтись без классической греческой драмы? Пардон, ведь драма греческая Софокла, Эврипида, она до сих пор в мировой истории искусства не превзойдена, в одном пункте, я скажу в каком, без обиняков. Дело в том, что греки благодаря тому, что они дошли до того, что оказались в истории развития своего собственного народного духа на ступени автономии духа, благодаря чему, благодаря тому, что добрались до непосредственного бытия разума. (Это вершина, до которой они дошли вместе с Аристотелем.) Это и так великий шаг, потому что, начиная с этого пункта, по истине и по развитию истины мог быть только один следующий шаг – это развитие непосредственного разума, его конкретизация в нем самом. Проблема исторически встала перед историей человеческого духа в дальнейшем развитии, и, обратите внимание, дух растерялся. Он впал в разорванность, вместо конкретизации моментов понятия, развития понятия, всеобщности, особенности и единичности, он расщепился и с ним свершился неумолимый анализ судьбы, судьба его разъяла, и вот он барахтался 17 столетий подряд под видом схоластики. Вот что произошло. И это произошло и в искусстве. А ведь вдумайтесь, суть-то греческой драмы в чем? Я не знаю, выражено это кем-то или не выражено, это не имеет значения. Там драма, в чем состоит? Греческая драма, переводя на наш православный язык, означает самоотрицание превратного способа бытия духа, по сути, по содержанию. Сталкиваются особенные интересы рассудочного определения с чувственными интересами в единстве и губят друг друга. В умирании единичного, особенного бытия духа рождается одновременно разумное бытие. В этом суть греческой драмы. Поэтому, обратите внимание, она не производит в итоге впечатления мрачности, безысходности. Она мрачная по гибели явлений, столкнувшихся, как противоположных, друг с другом в сфере особенного бытия, но из их рождается истинное всеобщее бытие духа. Вот в чём светлость их драм. И возьмите, например, современную форму – это и издыхает. Да какой в этом интерес-то? Тут даже не выклёвывается зародыш особенного бытия – они просто умирают, то есть столкновение для кладбища. Дальше – следующий шаг после гибели столкнувшихся явлений – это кладбищенская форма покоя. Вот я просто дал жёсткую форму иллюстрации.
П.Е. Бойко:
Это уже перфоманс в постмодернизме? Эстетизация пошлого?
Е.С. Линьков:
Конечно, всё буквально. Абсолютно. И обратите внимание, поскольку в советский период как раз эту истину в движении к дальнейшей драматической форме не могли найти, они внешним способом присоединяли, внешним, саму идею справедливости общественного бытия человека. И получилась сама идея сама по себе в произведении драматическом, а драма, вот эта жалкая смерть, дух лягушек – она сама по себе еще названа оптимистической трагедией. Ну, просто, простите, «дерьмо». То есть это полностью непонимание природы красоты. Достаточно?
П.Е. Бойко:
Да, конечно. И в продолжение тогда о религиоведческом, религиозном образовании в школах, потому что религия – форма всеобщего духа. Вы знаете о последнем решении вводить основы религиозной культуры в школах? Что вы можете об этом сказать?
Е.С. Линьков:
Да, знаю. Вот вопрос чрезвычайно тяжелый и даже трагический! Почему? Обратите внимание, сейчас пора всемирно-исторического развития духа, очень трагическая по перелому историческому. В чем дело? Дело в том, что человеческий род, все страны, все народы, они живут в исторически исчерпанном способе бытия духа, то есть он уже мёртв. Выражаясь строго философским языком – этот способ бытия духа, уже перестал быть действительным, он перестал быть разумным, исторически разумным, как историческая форма – не больше. Значит, он перешел в бытие неразумия, но ведь бытие неразумное, пока оно еще существует (то, что явилось предпосылкой всех форм экзистенциализма) в реальности – оно ведь хочет сохранить себя как полутруп. Закон самосохранения: чем ниже развитие, тем более мощно действует. Посмотрите на разложение человеческого тела в могиле – самой последней разлагается кость черепа. А что это он так себя сохраняет? Да потому что самое примитивное бытие в теле человека – это череп, который просто выступает как крепость для мозга и не больше. А отсюда такая странная форма самосохранения, упорная. Вот примерно так сейчас существуют все способы бытия: экономического, политического и так далее и все точки зрения – это рассудок, который живет прошлым. Самое дело – мы в настоящем живем прошлым. В этом и трагедия эпохи. Она пронизывает все сферы, в том числе образовательные. Эпоха преинтересная, в буквальном смысле слова, эпоха всемирно-исторической трагедии духа, потому что идет умирание этого способа духа, и в процессе умирания рождается начало разумного бытия духа. Притом, единого для всех народов. Но, посмотрите, как ему препятствуют, как ему противодействуют и как не хотят умирать, как превратность бытия. Отсюда вся форма коллизии такой, комической. Наша задача в связи с этим, и в том числе религиозная, какая? Умалчивая об этой форме всемирно-исторического противоречия, о его содержании, о его форме – значит, мы будем продлевать стихию, агонию умирания, рождения нового способа бытия духа…
П.Е. Бойко:
А она может очень долго тянуться?
Е.С. Линьков:
А она может тянуться даже тысячелетиями, не столетиями! Возьмите восточный способ духа, который застрял на неразличенности души и тела, и влачит свое существование тысячелетиями. То есть, что такое душа? Но вот у меня чешется бок, и хочется посмотреть на восток… Понимаете? Чтобы упасть и Аллаху молитву прочитать, и так далее – это вся душа. Ахиллесова пята – это предел души восточного духа (из греческой мифологии я взял). Потому что нужно выйти из этого первоначального бытия – не хотят. И тут проблема великая. Проблема какая? Вот представьте себе, если бы жизнь человека (душа человека как и тела) была подчинена просто всемирно-исторической абсолютной необходимости… Кажется, как хорошо нас ведет, например, Иегова или без Иеговы, просто абсолютная материя, вот обратите внимание, мы дальше булыжников, песчаника, полевого шпата, глины не пошли в своем бытии. Очень интересно! Хочешь быть рабом моим? Будь глиной, будь песком речным, медузой, в лучшем случае, и так далее. Понятно? Хочешь быть человеком? Пардон, попрощайся навсегда и абсолютно насовсем с тем, что кто-то тобой правит, кто-то берет тебя за ворот, толкает и так далее. Вот эта дилемма, которая поставила в тупик все философские умы, начиная с Нового Времени. Как же так, как совместить-то абсолютную необходимость материи и свободу духа человека? А это проблема не решена положительно до сих пор. Обратите внимание, к чему скатилось человечество – мы вообще-то за свободу, но без необходимости. В свободе не должно быть никакой необходимости. Необходимость там пусть будет – в природе. Мы – свобода, но без необходимости в ней. И к чему это привело? К отказу от необходимости, которой не миновать, не выкинуть, не ликвидировать, она остается. Во-вторых, поскольку мы себя ухватили за пузырь свободы, в которой нет необходимости, свобода-то оказалась хуже природной необходимости.
То есть произвол, вертится на острие случайности произвола. Вот в чем живет сейчас человеческий род духовно. Притом посмотрите, политическая сфера деятельности и всех в целом одна и та же, и экономическая – эта же самая, и так далее и так далее. Духовная сфера искусства та же самая, эстрада та же самая и так далее; живопись, архитектура, скульптура – все в то входит! Вот картина! Значит, теоретически для нас стоит проблема величайшая (прежде всего философская, а затем перейдем к религиозной). Какая? Нужно решить свободу, нисколько не поддерживая болтовню Вашего Ильина, Соловьева и прочих, тем более современную форму рыночной болтовни по поводу свободы, надо, в конце концов, решить величайшую трудную проблему: как всеобщая необходимость материи сама в процессе развития переходит в свободу духа человека? И необходимость не отбрасывается (природная, материальная), не уничтожается, не оставляется (я на нее не смотрю и ее не вижу), а она преобразует сама себя в свободу духа – вот проблема. Необходимость всеобщей материи преобразует себя сама в свободу духа. Значит, необходимость присутствует, но она снимается и становится подчиненным моментом свободы духа по форме. Это уровень другой. Это свобода, которая в себе самой должна восстановить в качестве подчиненного своего момента, содержательно, необходимость всей материи. Это другая свобода. Это та свобода, которая диктует индивиду: «Вот ты не поступишь иначе; вот так ты не поступишь, а поступишь так», – изнутри него. Это как совесть. Как ты ни отказывайся, ни отнекивайся, ни отбрасывай ее, она говорит: «Нет, ты все же неправ!» И долбает, и долбает. Вспомните в связи с этим голос внутренний Сократа. Он никогда не высказывал, что нужно, но он говорил, что нельзя. Вот это «нельзя» и есть абсолютная всеобщая необходимость материи, которая сидит уже в духе, поэтому Сократ – это начало истины духа. Душа, с внутренней необходимостью к свободе. Вот, что я сказал. Пошли дальше.
Вот оцените религию. Обратите внимание, даже Аристотель в своих «Физике», «Метафизике» и так далее, он перебирает первоначало предшественников своих и считает их больше арифметически. Одного начала придерживается, двух начал, трех начал, многих начал (как атомисты – Левкипп, Демокрит) и так далее. То есть считает арифметически. Вопрос: «В эпоху Аристотеля разве мог дух задуматься, что первоначало должно быть одно, да вдобавок какое одно; как оно из себя становится многим?» Ведь когда мы читаем тракта Платона «Парменид», то, в общем-то, мы переносим позднейшие достижения философского познания на Платона. Сам-то Платон еще не знает проблемы, как единое становится многим, а многое становится единым. Перелистайте трактат и убедитесь. Это нам бы хотелось видеть! А ведь у Платона дальше субъективной формы мысли (не объективной, не предметной, а субъективной), что единое должно быть многим, а многое – единым: дальше не пошло. То есть это субъективная форма долженствования мысли, но не движения самого предмета. Как единый предмет развертывает себя многим, а многообразие предмета само ведет себя, в своем процессе, к единству. Почему? Потому что Платон не знает процесса развития. Это его оправдание полное.
П.Е. Бойко:
То есть статика, он находился в статике?
Е.С. Линьков:
Да, он не мог, и так, слава богу, что он это дал великое, спасибо за это, низкий поклон ему духовный. Вот я привел пример. Религии, их много. Ведь, в конце концов – они упираются в ту же самую философскую проблему: много первоначал, одно первоначало и так далее, и поскольку каждая религия выставляет своего одного Бога, она, в общем-то, в исходном своем пункте стоит на едином первоначале. А теперь вопрос: «Как единое первоначало относится, и какое отношение имеет к многообразию вселенной?» Вот вам лакмусовая бумажка, вертись, не вертись, все религии, начиная с шаманства, с колдовства и так далее, вплоть до иудаизма, вертятся в одном: что единое должно иметь какое-то отношение к многому, но, обратите внимание, они остаются друг вне друга. Многое – это одно, единое – это другое. На чем в философской форме еще Парменид стоял, но . Парменид более мужественный, он не сказал, что бытие и ничто равноправны, он такого не говорил. Парменид не разделял дуализма, нет! Он говорил – есть бытие, небытия нет (я его процитировал специально сейчас – это его собственные слова). Значит, Парменид-то был выше – если хотите вы иметь дело с многим, как видимостью бытия, то пляшите все равно от абсолютного единого бытия. Вот какую задачу задал! Я уже говорил, дал начало философии.
Смотрите, берем иудаизм: Иегова остается по ту сторону материи, и больше того, как только вдумываешься в это – получается масса несуразностей, в буквальном смысле слова. Во-первых, абсолют необъясним во многих моментах, вернее – во всех. Поскольку Иегова непознаваем, а как он может быть познаваем, когда у него нет никакой определенности, ведь, если бытие, самое жалкое, есть, а оно существует благодаря своему определению, есть благодаря этому, как только ты убираешь последние остатки определенности, нет ничего – и бытие исчезло. У Иеговы нет никакой определенности, значит, нет никакого бытия, но зато есть субъективное имя – Иегова. Ну и пожалуйста, крутись теперь с этим именем, и что угодно плети, сочиняй, создавай и так далее, выкручивай руки рассудку, и ноги заодно. Вот петрушка!
Ситуация такая. Значит, нужно, еще раз повторяю, в философской форме решить эту проблему всеобщей связи, абсолютной связи всего во вселенной, то есть, проще говоря – единство бытия и мышления, природы, материи, духа и так далее (или абсолютное и всеобщее – это не имеет значения – это разные названия того же самого).
Дальше, в религиозной форме нужно делать то же самое. И поскольку мы должны прийти философски к какому-то определенному решению, выводу: или их много – первоначал (почему, я сразу скажу, не пойдет даже два первоначала, потому что это значит, мы наталкиваемся на определенный способ бытия, вид бытия, и не справляемся с тем единым, откуда эти два первоначала; то есть все равно это лишь отодвигание проблемы в дурное бесконечное, но не решение; все равно рано или поздно придет дух человеческий к тому, что первоначало одно), или одно. Одно, но тогда как оно становится многим? – это все равно будет решаться. Проблему поставил Платон, великую, и она будет решаться. Вот тебе и умнейший Платон.
Теперь в религиозной форме встает та же самая проблема: Бог один? – Один. Какое его отношение к многообразию материальной вселенной? Он создает, сотворяет, что является нелепым и так далее, или наоборот, он сам в процессе своего собственного развития внутри себя самого является как многообразие вселенной. Это совсем другое – противоположный ход мысли и бытия. Скорее всего, последнее и есть то, что является на деле. Человеческий род до сих пор застрял на особенных единичных определениях времени. Все время не знают, момента всеобщности времени. Полагают, что есть Бог вне пространства и времени. Да нет такого Бога! Потому что, если мы определяем абсолютное единство вселенной как Бога, то тогда они пребывают в определении всеобщности пространства и определении всеобщности времени, а иначе непонятно, откуда возникает время и пространство. Нет ни времени, ни пространства, а тут «БАХ!», вылезает откуда-то. Да нет, они сами первоначально имеют определение всеобщности во времени и всеобщности в пространстве. Это первые шаги в истинном понимании единого Бога. Иначе, с чем мы сталкиваемся? С многообразием представлений о едином Боге. Вопрос: «Мы должны оставить превратность этих представлений, что есть много богов, столько, сколько есть религий, религиозных форм?» Смотрите, братцы, берем христианство: было единое, сейчас их пять видов – пять богов: мы вернулись в христианстве после монотеистического Бога, определенного в нем самом, к чему? К язычеству! А чего ж тогда проклинать-то язычество? Ход вещей более разумный, чем у этих теологов, их богословов. Почему? Потому что раз вы не способны духовно понять определенность самого единого Бога в нем самом, то ползите назад. Как дух исторически шел? Он исторически начинал с многих Богов, особенных Богов, но до сих пор не понял одного – да, действительно, они особенные Боги, но, обратите внимание, каждый особенный Бог он имеет определение Бог, значит, момент-то всеобщности присутствует, только его не понимают. Он просто расщеплен на множество особенных форм бытия Бога, но Бог-то всеобщий есть, а иначе не понимают, откуда вылез всеобщий Бог, и это так и остается без ответа. И наше православие – оно не может сказать ничего вразумительного по этой проблеме, значит, вопрос: «Мы должны молчать или должны разрушать историческую форму превратности многообразия богов и представления о богах?»
П.Е. Бойко:
Конечно, второе.
Е.С. Линьков:
Конечно! Будем молчать – мы будем продлевать духовную и производные формы агонии человеческого рода. Одним словом, рождение требует повивальной бабки. Все равно нужен новый Сократ.
П.Е. Бойко:
Революция духа?
Е.С. Линьков:
Да! В буквальном смысле, не внешняя, а внутренняя. Буквально рождение нового способа бытия духа из умирающего бытия духа на современном этапе.
П.Е. Бойко:
И в процессе разумного преподавания религиозных идей в школе, вузе это возможно сделать?
Е.С. Линьков:
Обязательно! Не надо щадить – нужно оговорки делать, какие угодно дипломатические, мы не хотим стравливать народы друг с другом и так далее. Но, ребятки, истин не сто, не тридцать, не тринадцать, а одна. Давайте во имя единой истины пересилим себя и перейдем через свою национальную форму самолюбия, ограниченности, обрезания духовного и так далее, и так далее. Если вы принадлежите к единой семье рода человеческого, давайте действовать в этом направлении. Тут даже Фейербах прав, когда выводит биологическое органическое единство всех людей на Земле. Род, даже род Фейербаха выше, чем эта маразматическая форма: «Оставь меня!» – многих особенностей народов и представления о Боге. Поэтому это тоже подлежит снятию. Именно научной форме снятия, не разжигания дурной полемики, своры: кто кого, а именно, совершенно строго научным образом прокладывать дорогу, что бы вот как по истине, по природе самого бытия, вот так идти.
П.Е. Бойко:
Хотя при этом прежние формы будут очень яростно этому сопротивляться?..
Е.С. Линьков:
Конечно. Они будут с отчаянием! Они будут навешивать ярлыки: «фашизм», «национализм», «атеизм», и так далее. Все ярлыки, самые гадкие, будут пущены в ход, во спасении своей убогой, превратной, исторической позиции. Этого не избежать. Ну, мы же имеем пример классический – Христос пришёл принести истину людям, а был за это распят. Что ж тут удивляться?! Каждый шаг в процессе развития истинного бытия – он всегда будет сопровождаться распятием. И к этому мы должны быть готовы. . Или ты поднимай лапки, предай себя и иди в гроб духа, или ты действуешь и тогда будь любезен, защищайся во все лопатки и иди, буквально, по лезвию бритвы, что я и делал.
П.Е. Бойко:
Спасибо, Евгений Семёнович! И в связи с этим следующий вопрос. Философия, как форма всеобщности, истинности (в этом плане) – ведь сейчас очень много говорят о так называемой постклассической философии, постнеклассической?..
Е.С. Линьков:
Всё понятно. Суть простая! Дело в том, что все эти названия (потому что это названия, а не определения), как у софистов – имена – они являются результатом самоспасения, по-видимости, своей духовной смерти. Обратите внимание, это же ведь словоблудие – оно проникло и объяло уже все сферы. Обратите внимание, была промышленная стадия производства товаров, капитала, теперь – постпроизводство, постпромышленность. Значит, мы пришли к такой интересной фазе – создавать и производить товар совсем не нужно. Можно не создавая никаких товаров, иметь этот товар и жить.
П.Е. Бойко:
Паразитический момент?
Е.С. Линьков:
Да. Но вопрос (чтобы раскрыть форму ловушки): «А что, никто не должен производить товары? На Земном шаре ни один народ?» Да нет, кто-то там пусть производит, а мы будем в постиндустриальном обществе жить. Это скрытая форма колониальной политики, завуалированная. Мы живём некоторыми странами, прежде всего за счёт мощи вооружения, за счёт производства остальных народов. Понятно? Так вот, постфилософия, что это такое? Это значит, вся история философского познания за 2500 лет должна быть выброшена на свалку, её нет, она устарела. Мы создадим новую! Интересно…. Потому что это означает, если раздеть догола эту предпосылку, которую рассудок сам здесь создаёт, то это означает – мы начинаем новую эру, когда дух является причиной своего собственного рождения. Потому что речь идёт о конечном духе, не о божественном, а о человеческом. Ну, продолжая их, то есть они взяли и по-своему изобрели Perpetuum Mobile в сфере духа. Далее, конечное бытие сделали причиной себя самого. Вот у Аристотеля написано, что столяр, плотник, из дерева делает ложе (это постель по-нашему), но нигде не написано, что дерево само себя превращает в постель! Вот дурак он был! А они вот дожились до того, что дерево само себя должно сделать ложем для Абрамовича, или его яхтой! Вот до чего дошли! То есть это – форма помешательства духовного. Рассудок, дойдя до крайности, когда он полностью себя уже отрицает, он с неизбежностью выступает опять формой антиразумности и даже антирассудочности, то есть, это полный духовный маразматизм, могила рассудка.
П.Е. Бойко:
С этой точки зрения можно рассматривать и постмодернистские конструкции? Дерриду?
Е.С. Линьков:
Абсолютно! Все формы архитектуры, скульптуры, живописи, все эти гогены и так далее и прочие, все эти сартры, хайдеггеры в философии и так далее. Остаётся одна штука – она непреходящая! У нас есть история истины, историческая форма истины философской. Её нужно спасти от топтания грязными ногами, от выбрасывания на свалку, хотя истину не выбросишь, она всё равно, даже маразматизм может исправить, но этот маразматизм должен умереть и он умирает. Поэтому нам, не желая быть духовными трупами и могилой духа, нужно просто присоединиться к исторической форме развития истины, понять её, постичь, разумно постичь, и это станет нашим исходным пунктом дальнейшего движения. Больше выхода нет! Поэтому исторические формы философского познания остаются единственным непреходящим исходным пунктом. Притом от Фалеса начиная, и до Гегеля. Даже схоластика, и то она выглядит симпатично по сравнению с современным маразматизмом в сфере философии.
П.Е. Бойко:
То есть здесь нам нужно «идти на Вы», как говорится, бесхитростно и открыто?
Е.С. Линьков:
Да! Скрывать здесь ничего нельзя. Дипломатия здесь абсолютно неуместна. Потому что всё это – форма фальши. Что такое дипломатические формы переговоров, консенсусов? Это ведь лицемерие, одетое в смокинг, с бабочкой на шее и так далее.
П.Е. Бойко:
Когда заранее всё уже ясно?..
Е.С. Линьков:
Абсолютно! Как подсчёт голосов на выборах в России. Всё уже решено по выборам за 3 месяца до выборов, а их всё проводят для публики, мол мы вам покажем, как должны были бы проходить выборы, хотя это и не нужно, огромные затраты, но мы вам покажем! Это та же самая петрушка. То есть, софистика в действии. А софисты – это лицемерие. Но это всё равно обречённость. Я в интервью дал ответ, что частный капитал, как особенный капитал, никогда не станет всеобщим, а когда он станет всеобщим, это означает смерть снятие частного, особенного капитала. Выхода у них нет, всё равно они будут следовать тому, что я сказал.
П.Е. Бойко:
То есть это то, что Вы говорите, когда пролетарий станет буржуа, а буржуа пролетарием?
Е.С. Линьков:
Совершенно верно. И ни то, ни другое, следовательно. Вот введите сейчас закон, неукоснительно исполнимый – и потеряете половину Российской Федерации – каждый гражданин обязан быть капиталистом, не может, а обязан! (В Америке он может.) Всё! Конец частному капиталу. То, извините меня, а куда это ты мою нефть продаёшь? А золото? А алмазы? А что это без моего ведома и согласия? Нет, голубчик, к стеночке!
П.Е. Бойко:
То есть современная глобализация сейчас – это действительно проблема?
Е.С. Линьков:
Глобализация – это попытка частного капитала установить всеобщее господство. Но ведь, обратите внимание, пересмотрите всю мировую историю по одному пункту – империи. Например, на стадии рабовладения они все захлебнулись смертью. Феодализм – империя (включая Николая II) – сдохла! И последняя форма остаётся – империя капитала – она тоже сдохла. Почему? Потому что особенное не может быть всеобщим. Это давно раскрыто уже Кантом, так называемый паралогизм в сфере рассудочной мысли.
П.Е. Бойко:
Ведь само по себе рассудочное не может стать всеобщим?
Е.С. Линьков:
Да! Сложите всё единичное бытие во Вселенной, вы не получите Бога. Потому что это всё равно будет бесконечное множество единичного бытия; и всё! Не понимают они этого, потому что нет культуры мысли. Это – дикари мысли! Одеты-то они технологически и так далее, как раз по XXI веку, проживают и ездят в нём и так далее, пользуются этими средствами техническими и так далее, но дух-то пещерный. Вот и вся форма исторической иронии. Едут, и сидят, и живут с пещерным духом в чём? В цивилизованных материальных условиях бытия. Вот и вся петрушка. Поэтому тут на закуску остаётся процитировать Бёрнса Роберта: «Но осталось собой насекомое, Побывав в королевских кудрях».
П.Е. Бойко:
И в связи с этим, Евгений Семёнович, ещё такой вопрос: «Всё-таки эти так называемые формы современной философии: аналитическая философия, герменевтика, постмодерн, постпозитивизм, критический рационализм – это бессознательные моменты дальнейшего развития всеобщей философии, или это просто случайный хлам?»
Е.С. Линьков:
Это не развитие! Это, как раз, отчаяние самосохранить себя, при отсутствии философского содержания и философской формы.
П.Е. Бойко:
То есть уже откат назад?
Е.С. Линьков:
Да. Давайте возьмём герменевтику, так называемую, что это означает? Во-первых, её ввёл уже давно Платон, вы знаете. Возьмите «Софист» и другие диалоги, где он занимается вплотную даже истолкованием этимологии слов. Вспомните – зачем же я буду преподносить вам знаемое?! Дальше, Аристотель занимался этим. Хорошо. Почему? Потому что нужно было разрушить псевдооснования софистики. Вот почему они этим занимались.
А эти-то что делают? Обратно: утвердить самих себя как софистов. Между прочим, от той герменевтики софистов и пошло истолкование во всех религиозных формах. Так что в каждой религии есть Священное Писание и истолкование. Обратите внимание, христианство этим занято, мусульманство этим занято, иудаизм занимается этим 2000 лет в поте лица своего. Не случайно помимо Ветхого Завета (Ветхий – это понятно что за Завет), появилась ещё Тора, как комментарий, толкование, и ещё Талмуд, как толкование на Тору и Ветхий Завет. Ну, хорошо, утроили они бытие превратности, она от этого стала бытием что ли? Чушь собачья! Нет – это всё от лукавого, в сфере мысли. Нам нужно не истолкование, а нужно другое – развитие содержания. Рассмотрение самой природы предметности, самой природы бытия. Если человечество не дошло до того, что бытие имеет власть не только над природой, но и над духом, даже этого шага не сделали…. Бытие до сих пор относят только к природному бытию и так далее. О чём говорить? А ведь если мы удерживаем бытие – ну, Энгельсу простительно, начало 19 века, если он удерживал определение бытия только относительно природного бытия – пардон, а что, дух не существует? Вот мы переведём сейчас их мудрствования – дух выделяет на почве рассудка вещь или сознание. Материалисты говорят, что вещь абсолютна, вещь, материя; абсолютное мышление – это функция вещи. Беру идеализм, противоположное, вроде бы истинное. Он говорит: сознание – это абсолютно, или ощущение, как Беркли, а вещи – это функция сознания или ощущения. А чем одно тут лучше другого? Ясно, что их происхождение одно: взяли, раскололи рассудок пополам, уселись (один на одной половинке, другой – на другой) и кричат: «Нет, это я целое яблоко», – а другая кричит половина: «Нет, это я!» Да чушь собачья!
Иллюстрация в сфере конечного бытия: вот клетка одна – потом «БАХ!» – начинается процесс самоопределения в процессе развития дальнейший, и она раздваивается. Теперь две клетки. Что, так и будет? А они соединятся при противоположности определения рода – мужское или женское начало, и образует новое единство на следующей стадии, разделившись пополам. Рассудок не может этого сделать.
Почему? Потому что он рассудок! У него есть начало и есть конец, он уселся на то, что сознание – это одно, сознание – это о чём-то вне сознания, а самосознание имеет своим предметом сознание. Два царства. И на этом дуализме он сидит и должен сидеть, потому что это рассудок. Куда тут денешься? Для самосознания нет своего бытия, которым занято сознание, а для сознания нет того бытия, которым занято самосознание. Всё! Отсюда два великих закона: противодействие – это одно, тождество – это другое. И нам ещё это в Новый Завет. Говорит: «да – да, нет – нет».
От лукавого-то разум. Тогда как же вы, господа, говорите, что вначале был Логос – Слово? Ну, братцы, вы заблудились, вы шизофреники!.. Это я так, попутно…
П.Е. Бойко:
Почва для размышления очень богатая! И в завершении нашего с Вами разговора, опять-таки возвращаюсь к судьбе России. Что мы можем о ней сказать, как можем определить её нынешнюю духовную ситуацию, что можно сказать о её пути?
Е.С. Линьков:
Вопрос понятен. Совершенно кратко можно сказать. К сожалению, человеческий род наш, как мы это уже установили, в качестве своей ограниченности имеет рассудочный способ бытия духа – по сей день. Что толку, что единицы выходили за пределы этого? Они не составили окраску духовной жизни человеческого рода…
П.Е. Бойко:
Не переменили её, образно говоря?..
Е.С. Линьков:
Нет! Они остаются первыми ласточками, после которых ещё идут заморозки, валит снег, но весна ещё не пришла! Примерно такое отношение. Что отсюда следует? Следует страшно много. Вдумайтесь! Пора отказаться от абстракции рассудка – бытие как чистое бытие, и мышление как чистое мышление, материя как чистенькая материя и дух как чистенький дух. В реальности, в действительности этого не существует. Не существует; а что существует? Единое этих мнимых противоположностей. Хорошо. В таком случае присматриваемся дальше. Что это означает? Не надо забывать, что исторически, тысячелетиями, народы расселялись на определённой части, на определённой территории на нашей Земле. Это их особенный способ природного бытия. От него (и вместе с ним) неотделим особенный способ духа. Пора спуститься от абстракции к конкретизации; значит, каждый народ есть определённый способ единства, особенностей бытия и особенностей духа. Можно отсюда сделать вывод, что все народы должны идти по единым шаблонам? Ни в коем случае! Как только они стали особенным бытием, они внутри себя самих теперь обречены с абсолютной необходимостью претерпеть процесс развития до выхода во всеобщее. Поэтому единый шаблон не действует, и то, что сейчас предпринимается: занимать у кого-то, перенимать и так далее – это совершенно пагубно для развития и уничтожит сам процесс развития. Россия! Чем она отличается от других стран? Ну, то, что она живет, как и другие страны, с особенным бытием и особенной формой духа – это понятно. Но, обратите внимание на историю духа, на историю России. У России маленькая история, которая зафиксирована как история – 1.000 лет с хвостиком. Другие народы имеют, например, Великий Китай и так далее, по 10.000 лет: это период несравнимый. (И Европа такая же). А США – это вообще, «с миру по нитки» – вот, что такое США. Каждый индивид – разбойник, негодяй в своей стране, перебрался в США, и теперь он – гражданин США .
Смотрите, что получается по реальности: каждый особенный способ бытия обречён в себе самом проделать путь до разумности бытия. Это и есть его Голгофа. В этом и суть идеи образа Христа. Почему он для всех народов выступает. Никто извне ничего не получит! Только в своем собственном процессе развития. Хорошо. Сравнивай как угодно с другими странами – они по-своему шли в индивидуальном развитии духа. Вопрос: «А народ и развитие духа разве шло не вместе? – Нет!» Германию возьмите: единицы вышли через образование в греческом духе, усвоение греческого духа к разумному бытию. И действительно теоретически шагнули. А сами немцы, думаете, шагнули? Нет! А отсюда такая форма обывательщины в эпоху Гёте, а сейчас еще хуже! Со всеми формами маразматизма, даже античеловеческого. Уже Гёте писал, что такое филистер, то есть обыватель. Шкаф, полный надежд и страха. Это Гёте. А что сказал бы он сейчас! В чем отличие России? Она не ударилась по своему способу бытия индивидов в крепостничество и так далее, все исторические прелести, в односторонне-теоретическое развитие духа. Да, этого у России нет, поэтому у нас нет философской системы исторически, как кантовская, фихтевская и так далее. Но у нас есть другое – мы развиваем дух наш народный самим развитием способа бытия. Мы идем в общем объективном способе духа, и в этом способе мы движемся к разумному способу бытия. Путь-то надежнее, то есть мы не взлетаем в облака, в возвышенное, так что никакой предмет уже себе не соответствует, а потом – «шлеп!» оттуда и оказывается уже . Нет, мы идем только вместе со способом объективного духа, и в этом наша мощь. Обратите внимание, пуповина сохраняет связи с субстанцией природы, как особенный способ бытия, поэтому, покидая Россию – покидаешь себя. (И они нигде не люди, они перестают быть людьми.) Это можно проиллюстрировать сейчас на последних двадцати годах, как на ладошке. Дальше. Да и с предшествующими миграциями то же самое, возьмите наших алеутов, и так далее, возьмите Аляску, куда переселялись первые наши переселенцы. Они же ведь как отшельники завершили там свою жизнь. Это известно всем. Значит, у нас есть преимущество гигантское – связь с природой сохраняется, как неразрывная связь, а отсюда совершенно другое отношение к природе, чем в других странах. Там просто хотят поглотить природу, потребить, а у нас все болезненно, а зачем же мы похищаем природное, зачем разбазариваем за копейки сырьём? Отсюда такая боль души. Дальше. У нас сохранилась в сердце благодаря крепостничеству и вопреки крепостничеству первобытнообщинная форма духовной связи как ни странно. Она и толкает людей сейчас в храмы (с 90-х годов) – только она. Потому что это два пункта соединения, они ведут к отношению индивида – духа и духа – Бога . Последнее: Россия, следовательно, обречена идти своим собственным путем, который не похож на путь любого другого народа, любой другой страны и так далее. И она только в этом будет самосохранять себя и благодаря этому станет ведущей.
П.Е. Бойко:
Но по содержанию это христианство?
Е.С. Линьков:
Да, но оно должно обновиться. Надо отказаться, категорически разъяснить себе, отбросить окрашенность иудаизмом в христианстве; надо выбросить половину из христианства: сотворение Иеговой Вселенной. Наш Бог не сотворяет, потому что Он в себе самом Триедин, даже Бог-Отец, Он Триедин – Он просто являет себя, и являет вечно, а не две тысячи лет назад; спустился на гору Синай, посмотрите, Я продиктую вам Законы, что вы должны делать. Нет! Наш Бог являет в той же вечности себя, как Он сам существует как вечность, как вечность материи, как вечность Вселенной. Вот и все. Но мы духовно должны это усвоить, и восстать против всех форм окрашенности христианства народными извращенными формами религиозного представления. Всеми…
П.Е. Бойко:
Азиатскими, византийскими, всеми, какими сейчас оно насыщено?
Е.С. Линьков:
Да! Суть-то простая: ведь Христос, что это такое? Идея человеческого рода. Раз Бог является как человек, то Он является в тебе, во мне, в каждом. Вот это должно быть, как дважды два четыре, усвоено и понято. Тогда не будет обезьяниченья.
П.Е.Бойко:
То есть необходимо духовное всеобщее христианство?
Е.С. Линьков:
Да! Мы на этом всё приобретём. Два важнейших завоевания будут: во-первых, дойдем до автономии духа, почему, потому что наша автономия духа увязана с абсолютным первоначалом Вселенной, следовательно, с истинным триединым Богом, это то же самое, что и всеобщая форма единства Вселенной – названия разные. И, во-вторых, мы приобретем суверенитет государственной организации, которая перестанет быть частной формой исторического государства. Все думают, что она до сих пор выступает, как частная форма государства, особенная. Всеобщее государство еще не выступало. Вот когда выступит всеобщее государство – попытка, которую пытались вызвать к жизни с 1917 года (уже прошлого века) у нас в России, но исторические условия: отношения, окружение и так далее – не позволили, они его изуродовали, оно стало маразматически-отталкивающим по своему облику и по своему поведению. Это была историческая форма увертюры или, если угодно, реквиема к свадьбе.
Но все-таки есть одно: поскольку эти господа стоят на ступени только сознания, особенное никогда не уйдет оттого, что бытие его определяет – это же не самосознание! Процесс умирания способов исторического бытия будет определять их сознание – они будут пятиться от него, от того, что отстаивали сегодня, завтра, будут отказываться. Особенно власть, потому что как только они почувствуют, что они идут к гробу – они все начнут пятиться опять, будут менять позицию. Этого не избежать. Поэтому эта свистопляска продлится не более трех-пяти лет максимально и Россия воспрянет от самовластия и «напишет наши имена» и так далее (вы знаете это). Потому что, если они будут упрямы как ослы, даже этой исторической форме агонии – этапа мирового духа – тогда случится страшное: то, что предрекал Пушкин для России (откройте десятитомник, найдете его – там у него есть коротенькое четверостишие), оно звучит так:
«Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим».
Это предсказание Пушкина. Вот или этот путь, или полное изменение позиции на противоположную. Капитал должен стать народным, а не принадлежащим горстке, которая весь народ использует как сырье для производства для своей прибавочной стоимости. Вот так я завершу!
П.Е. Бойко:
Спасибо, Евгений Семенович, за столь содержательную беседу, мы очень Вам благодарны, очень много пищи для размышлений. Выражаем Вам благодарность от нас, от Кубанского государственного университета, от философов этого университета…
Е.С. Линьков:
Это наш духовный долг! Или мы дети своего народа – должны действовать во сохранение и развитие духа народа, или не надо жить. По-моему, такую позицию нужно занимать, Вы как думаете?
